Он зажал ее двумя когтями, и рывком вытащил из себя.
Смертный человек умер бы на месте от болевого шока. И смертный человек действительно умер. Глубоко в бездонной душе Хаману смертный человек умирал сотни раз каждый год его бессмертной жизни. Он продолжал умирать, кусочек за кусочком, пока от его человеческой природы не останется ничего, совсем ничего, и заклинание преобразование Раджаата не закончит свою грязную работу. Матаморфоза должна была закончиться уже несколько столетий назад, но Хаману, который понимал, что Раджаат задумал, сопротивлялся как мог Принесшему-Войну. Бессмертный король Урика не мог ни остановить ни обратить назад свое неумолимое превращение; он мог только замедлить процесс, голодом и лишениями.
Когда его кошмарный облик снова скрылся за образом привлекательного человека, Хаману с удовольствием поел, хотя никакая пища на попадала в его настоящий организм. В своем собственном облике Хаману вообще не ел и постоянно страдал от боли, что, впрочим, только ожесточало и укрепляло его и без того стальную волю. Умереть он не мог и давно достиг пределов своей неестественной худобы. Хаману терпел и поклялся, что только одной силой воли оттянет завершение заклинания Раджаата до конца времени.
Капля липкой крови, по цвету и температуре напоминавшей раскаленную лаву, вспучилась на суставе пальца. Он недоверчиво уставился на нее, потом резко опустил кулак под воду. Зловонный пар пробил поверхность; как будто извивающийся черный отросток вытек из открытой раны. Хаману вздохнул, закрыл глаза и одной горячей как солнце мыслью превратил кровь в твердую как камень корку.
Еще одно проигранное сражение в войне, в которой не был побед: магия в любой форме ускоряла превращение. Хаману очень редко использовал традиционные заклинания и был скуп со своими темпларами, но тем не менее даже его мысли и внешний вид были магией. Каждое заклинание, решавшее очередную проблему, приближало окончательное поражение. Но даже и так — хотя ни один из тех, кто случайно заглянул бы в бассейн не заподозрил бы это — Хаману, родившийся человеком, оставался намного ближе к нему, а не к тому, чем собирался сделать его Раджаат. У него все еще было сердце человека, и Хаману верил, что в битве между временем и преобразованием он победит.
Смахнув с себя незапекшуюся кровь, Хаману вышел из бассейна. Его уверенность в себе вернулась, он почувствовал себя готовым к будущим сражениям. Стоя на краю крыши и опираясь руками на львиную баллюстраду, он дал солнцу высушить его спину, пока глядел на город, его город.
В этот час, когда красное солнце было в зените, Урик казался спокойнее, чем в середине ночи. Ничто не двигалось, за исключением выводка молодых кес'трекелов, накручивавших ленивые спирали над стенами Эльфийского Рынка. Рабы и свободные, аристократы и темплары, мужчины и женщины, эльфы, люди, дварфы и полукровки, все прятались в тени, в поисках защиты от безжалостных лучей темного солнца. Не было никого, достаточно храброго или глупого, кому бы пришло в голову посмотреть на горящую под солнцем крышу дворца, где одинокий силуэт темнел на фоне пыльного неба.
Хаману слегка коснулся сознания своих миньонов, разбросанных по всему городу, как обычный человек пробегает кончиком языка по своим зубам, пересчитывая их после драки. Половина из них спала и видела сны. Кто-то был с женщиной, а кто-то с мужчиной. Остальные лежали, сберегая силу и энергию. Он не стал их тревожить.
Его собственные мысли переключились на эту женщину, Эден, и ее послание. Он спросил себя, может ли такое быть, чтобы Король-Тень Нибенай, которого когда-то называли Галлард, Погибель Гномов, послал шесты из своего драгоценного агафари к немертвым Джиустеналя? Ответ, без сомнения, да — за хорошую цену.
Никогда не было особой любви между любыми из Доблестных Воинов Раджаата, включая Дрегоша из Джиустеналя и Галларда. Они не настолько доверяли друг другу, чтобы заниматься благотворительностью. Они вообще не доверяли друг другу. Только по требованию дракона, Борса из Эбе, который полностью прошел дорогу превращения под действием заклинания Раджаата, они поддерживали друг друга и сотрудничали в деле, которое требовало их общего участия: поддерживать охранные заклинания в вечной тюрьме их общего создателя. Эту тюрьму они называли Пустотой, расположенной под местом, которое они называли Тьмой.
Хаману вспомнил день, где-то около пяти лет назад, когда Борс исчез, вместе с некоторыми Доблестными Воинами. В этот полдень, в первый раз за тысячу лет, Раджаат освободился. Тот факт, что Раджаат больше не был на воле и вернулся в свою Пустоту, не возродил сотрудничество трех Доблестных Воинов, выживших после смерти Борса и воскрешения Раджаата. Они не доверяли друг другу и дали смертной женщине — полуэльфу по имени Садира из Тира — восстановить охранные заклинания тюрьмы.
Совсем по-другому было тогда, много лет назад, в год Вражеской Ярости — 177-го Столетия Королей. После того, как Борс впервые установил охранные заклинания вокруг тюрьмы Раджаата, была дюжина бессмертных королей-волшебников, гордо правивших своими городами-государствами Центральных Земель.
Через тринадцать столетий их осталось только семеро. А десять лет назад Калак, Тиран Тира, был свергнут своими собственными амбициями и кучкой смертных заговорщиков, включая собственного высшего темплара и Садиру, ту самую Садиру, которая победила Борса и установила новые охранные заклинания вокруг Пустоты Раджаата.
С точки зрения Короля-Льва Калак был дурак, безрассудный дурак, который вполне заслужил преступление, совершенное против него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115