– Степан Кондратьич, на кой черт вы рвали провода?
Силин удивился глупости томинского вопроса.
– Чтоб сигнализация не сработала.
Леонидзе воззрился на тянувшегося перед ним на­чальника охраны, и тот доложил, как все произошло. В караульное помещение поступил сигнал тревоги – на пульте замигала лампа. Лампа мигает в случае, если «со­ответствующий объект пересекает зону действия фото­элементов». Другими словами, еще до того, как Силин проник в склад, сигнализация уже среагировала. Обрыв же провода включил аварийный звуковой сигнал.
Томин собрался было для наглядности проверить эту механику при Силине, но тут начальник замялся, забуб­нил про соблюдение осторожности, и Леонидзе сделал знак конвоирам отвести Силина в сторонку.
– Данный провод, который обслуживает четвертую зону, то есть задний забор, пока отключен. Ввиду недав­него повреждения, – секретно признался начальник.
– Не починили?
– Сцепили для блезиру. Согласно инструкции провод должен быть цельный по всей длине. Без соединений.
– За чем же остановка?
– Обслуживающий нас монтер болен.
– А почему не вызвать другого?
– Получится допуск постороннего лица. А согласно инструкции…
– Интересно, – протянул Леонидзе, щуря жгучие глаза.
Они с Томиным переглянулись и обнаружили, что испытывают одно и то же, на первый взгляд вздорное, подозрение: Силина завалили собственные дружки и на­водчики, завалили нарочно.
Обосновывать справедливость догадки Леонидзе пре­доставил Томину и не дергал его, дождался, пока сам пришел и поведал печальную розыскную балладу. Как зачастил в пивной зал на Преображенке; как нащупал среди завсегдатаев нужную группу, втерся в доверие, усердно упражняясь в блатном жаргоне и когда надо пуская в ход кулаки, чтоб уважали; как его совсем, казалось, приняли и почти позвали на дело: пошоферить под началом Химика, но вдруг неведомо почему отшат­нулись и куда-то исчезли. Все сорвалось, и кошке под хвост все труды!
Леонидзе поцокал языком и, в свою очередь, пре­поднес две новости, показавшие, что он все-таки не сидел сложа руки. Первая: на склад привезли партию отборных соболей для пушного аукциона. Вторая: мон­тер избит неизвестными, отлеживается в больнице. Сразу прояснилось, что к чему и какая роль отводилась дураку Силину, – ведь задний забор так и отключен после его подвига.
– Когда вам предлагали пошоферить?
– Завтра, к ночи поближе.
Тут уж и Леонидзе загорелся. Вместе отправились в засаду.
Встреча получилась эффектная. Их вошло двое – че­рез боковую дверь. В кепках, на лица натянуты капроно­вые чулки. Нашли запломбированный контейнер, алчно отодрали замок… и даже не успели потрогать желанных соболей.
Вспыхнул свет, воры окаменели, увидя себя в окру­жении вооруженных людей в милицейской форме и без.
– Разуйте ваши головы, джентльмены! – скомандо­вал Леонидзе.
Двое медленно сняли кепки, чулки.
– Станьте к стене, руки подняли, дышим спокой­но. – Томин приблизился, обыскал их, извлек два ножа. – Странное впечатление, будто мы уже сталкива­лись. И приятно, что снова в сборе. Можете повернуться.
– Я с вами не желаю разговаривать! – в ярости выпа­лил Химик.
– И вы тоже? – спросил Томин второго.
– Я тоже.
– Шаблонное высказывание. Но это проходит. Через неделю, через день. У вас пройдет часа через полтора, – пообещал он Химику.
– Минут через сорок, – презрительно уточнил Лео­нидзе.
Тут любопытствующий сторож, который понемногу продвигался вперед, ахнул:
– Батюшки! Да то ж Нюркин новый хахаль!
– Кладовщицы?
– Ну да!
Химик запоздало заслонил лицо.
– Какой позор для нашего коллектива! – белугой взревел начальник охраны.
Томин и Леонидзе расхохотались.
Допросы Шахова были исполнены напряжения при внешней незначительности и однообразии произносимых фраз. Михаил Борисович волком вцепился в обретенную свободу. Знаменский заново штудировал тома дела, подши­вал свеженькие свидетельские показания и прочую процес­суально-канцелярскую писанину – и часа на четыре:
– Почему в экземпляре накладной № 441, хранящем­ся на базе, записано восемь ящиков товара, а в той же накладной в вашем магазине их значится только шесть?
– То есть на базе товар получен, а в магазине не оприходован и пущен налево? Вы это хотите сказать?
– Оставим в покое то, что мне хотелось бы вам сказать. Я говорю то, что обязан. На обоих экземплярах ваша подпись.
– Это подтверждено экспертизой?
– Подтверждено.
– Хм… Припоминаю: обнаружилось, что часть товара в испорченной упаковке, и я отказался его брать. Как раз два ящика. Выписали исправленную накладную, но я не проследил, чтобы прежняя была уничтожена. Люди вос­пользовались моей доверчивостью.
– Но на выезде с базы регистрируется фактический вес груза. Нами найдены и приобщены к делу записи весовщика. Вес соответствовал не шести, а восьми ящикам.
– Странно… Дайте подумать… в тот раз я был с Шутиковым… – он обрадованно хлопнул себя по лбу. – Когда машина въехала на весы, Шутиков попросил меня куда-то пойти. Видимо, в мое отсутствие в кузов и было положено еще два ящика! Поэтому, Пал Палыч, хотя формально я действительно вывез лишний товар, инкри­минировать мне этот эпизод нельзя!
– Число случаев, когда вместо вас оказывается вино­ват Шутиков, уже далеко выходит за рамки вероятного.
– Да, он очень ловко орудовал за моей спиной…
Перерыв на обед – и:
– Михаил Борисович, настанет день, Шутиков уся­дется вон на том стуле, и я буду проводить между вами очную ставку…
– Вы уверены? – смутная улыбка на пухлом лице.
– Вам это совершенно ни к чему, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20