– По правде говоря, Игорь Матвеевич, понять что-либо мне было трудновато, – осторожно прощупывая почву, начал Тихонравов. – Мне только показалось, что у вас, я имею в виду высшее руководство нашего ведомства, появилась потребность повнимательнее присмотреться к деятельности моего управления и моей лично...
Главком молчал, и генерал несмело продолжил, пытаясь в течение разговора выведать как можно больше:
– Я могу предполагать, что в моем управлении ожидается какая-нибудь внеплановая проверка...
– Не угадал.
– Тогда я совсем теряюсь...
– Президента слушать надо хоть иногда. Теперь понял? – прервал подчиненного главком, многозначительно кивнув на телефон-"вертушку" правительственной связи с государственным гербом на наборном круге.
– Пока нет.
– Зря, Борис Степанович, зря... А ты все же подумай – обо всех упущениях в работе, обо всех неувязочках, которые иногда случаются. Подумай.
Тихонравов насторожился.
Теперь он был уверен в том, что над ним нависла опасность. Раньше, до этого проклятого утра, главком никогда не позволял себе так с ним разговаривать – кое-какие общие дела и общие интересы сблизили их, поставили в некоторую взаимную зависимость друг от друга. Не сказать, чтобы они стали за это время близкими друзьями, но... Даже упорное нежелание главкома называть его просто по имени, без отчества, уже было верным сигналом опасности.
«Странно, я же вроде его не обижал! Может, он считает, что я веду с ним нечестную игру?» – мелькнуло в голове генерала, но он тут же отогнал эту мысль – все же Игорь Матвеевич был слишком интеллигентным человеком, чтобы разрешать их общие проблемы таким способом.
Тихонравов с тоской огляделся – и почему разговор проходил в этом дурацком кабинете, сплошь утыканном спецсредствами ФСБ и контрразведки!
Нет чтобы выехать на природу, поговорить открыто, по душам, а теперь придется мучиться в этих идиотских догадках.
– Президент, баллотируясь на столь высокий пост, – будто уловив растерянность подчиненного, продолжил главком, – кое-что обещал своим избирателям. Верно я говорю, Борис Степанович? Ничего не путаю?
– Конечно, нет...
– А теперь подумай, сколько народу, сколько единичек этого самого пресловутого электората связано у нас тем или иным способом с армией.
– Много, конечно.
– Не просто много! – с несколько избыточным пафосом воскликнул главком. – Очень много! Миллионы! Десятки миллионов.
– Ну, может, чуть меньше...
– Дурак ты, Боря.
– Игорь Матвеевич, мне кажется, не совсем позволительно вам разговаривать со мной в таком тоне.
– В таком случае ты – дважды дурак.
– Я не позволю... – резко встал, собираясь прервать эту странную аудиенцию, не на шутку разозлившийся генерал, но главком лишь махнул как-то обреченно рукой, жестом заставив Тихонравова вновь опуститься в кресло.
– Армия – это не только кадровые военные и не только призывники. Армия – это наши жены. Это наши дети. Это ветераны Вооруженных Сил. Это матери и отцы солдат срочной службы. Это тысячи вольнонаемных, которые работают на нас и кормятся от нашего ведомства... Господи, да что я тебе объясняю! Ты сам этого не понимаешь?
– Понимаю.
– А раз понимаешь, то не говори в следующий раз херни... Половина электората имеет свои интересы в армии. Ясно тебе теперь, Борис Степанович?
– Так точно.
– А раз ясно, то ты должен понимать и все остальное, что вытекает отсюда. Вот скажи мне, чем сейчас российский народ недоволен больше всего? За что нашу армию критикуют чаще всего? За что беспощаднее всего полощут в газетах и на телевидении, иной раз откровенно передергивая факты, добавляя свои никому не нужные домыслы и догадки? Это ты, генерал-лейтенант, знаешь?
– Знаю.
– Не уверен я в этом... За воровство. За наглость ее топчут. За то, что тащат все подряд, забывая о главном своем предназначении – Родину защищать.
– Да, любят у нас грязь лить на армию – она все стерпит.
Последние слова Тихонравова возымели странное действие. Главком взглянул на собеседника с интересом и... с отвращением, что ли. По крайней мере так показалось начальнику управления, и он смутился под этим взглядом.
– Грязь, не грязь..." Не в этом дело. Мы сейчас о другом говорим. Я тебе пытаюсь объяснить ситуацию, чтобы ты знал, к чему готовиться. Ты Грачева возьми – воровал? Коррупционер? А черт его знает! Пресса-то всякое писала, но до суда дело не доходило. Значит, вроде чистый? Но почему тогда с поста своего полетел, как фанера? Ну, ответь?
– Наверное, за просчеты и ошибки, за неспособность руководить как положено, за Чечню в конце концов, – неуверенно пожал плечами Тихонравов, которому никак не удавалось понять, к чему клонит главком.
– За это тоже. Но главное – за образ. С именем Грачева у народа, к несчастью Паши, были связаны слишком плохие ассоциации. А к ассоциациям народа прислушиваться ох как надо... если, конечно, в президенты метишь.
– Это ясно.
– Но Грачев – фигура давно отработанная. Убрали его – и ничего в принципе не изменилось. А обещания предвыборные нужно выполнять. Это, в свою очередь, означает, что пришло время своеобразных чисток в армии – теперь будут лететь головы тех, которые будто бы являлись «людьми Грачева» и мешали навести в армии порядок.
Главком снова пристально взглянул на Тихонравова, пытаясь понять, как отреагировал его подчиненный на более чем прозрачный намек.
Тихонравов молчал, уставившись в одну точку прямо перед собой, и о чем-то думал.
– Короче, Боря, кресло под тобой шатается сейчас очень сильно, – главкому вдруг расхотелось «воспитывать» начальника управления. Пора было переходить к главному – ради чего он, собственно, и вызвал Тихонравова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92