Женщина-котоадапт и двое обычных людей. Котоадапт стояла возле кофеварки. Сердце мгновенно ухнуло куда-то вниз. Она! Точно: оранжево-розовая шерсть в форме буквы V на спине – ни с кем не спутаешь.
Фримен не пошел к нужному выходу, а вместо этого остановился возле колонны и вперил взгляд на висевший там информационный дисплей. Ничего особенного, обычная ознакомительная дребедень, но хотя бы с дисплеем не надо было разговаривать. Краешком глаза он продолжал наблюдать за котоадаптом. Та выпила кофе залпом – жажда мучает? – и поспешила к выходу на посадку, отшвырнув пластиковую чашку в сторону. А вдруг она тоже отправляется на Самарканд? Это было бы слишком! Двое пассажиров-людей тоже шагнули к выходам. Видимо, они стартовали в одно и то же место, потому что иначе должно было потребоваться время на перенастройку оборудования. Фримен отошел от колонны и направился к выходу на посадку. Он только пару мгновений помедлил, уступив дорогу похожему на черного краба роботу-уборщику, распространявшему удушливый запах средства для чистки ковров. Там… там тоже был ковер. А вот на танцполе никаких ковров не было, это точно.
Перед выходом на посадку Фримен приложил ладонь к пластине кодового устройства. На дисплее слева появились данные из его удостоверения личности, номер кредитной карточки и название пункта назначения. Обязательная процедура требовала повторения действия – чтобы подтвердить верность этих сведений. Двери перед ним открылись, он ступил на движущуюся дорожку. Серая металлическая лента повезла его по длинному коридору, стены которого были ребристыми, будто глотка какой-то громадной древней рептилии, прямо к двери, за которой находилась кабина рансибля. Она представляла собой зеркальную сферу диаметром в тридцать метров, с полом из черного стекла. Сам рансибль стоял посередине сферы на ступенчатом постаменте – будто на алтаре в честь некоего кибернетического идола техники. На постаменте возвышались перламутровые десятиметровые извитые бычьи рога, а между ними сверкала чаша Скайдоновой катапульты, которую теперь все именовали не иначе, как попросту «чайной ложкой» – из-за того, что вся техника Скайдона называлась так дико и странно. Но как ни неприятно было Фримену признаваться в этом, ему все-таки нравились вилки-ножи и айва из дурацкого стишка Эдварда Лира note 2, за исключением того момента, что айву режут на кусочки, поскольку словом «квинсы» именовались все те, кто путешествовал с помощью рансиблей. Большинство людей теперь знали это древнее стихотворение – интересно, что сказал бы Лир о таком необычном употреблении его слов?
Он подошел к постаменту, взобрался к чаше по ступенькам, шагнул внутрь нее и исчез.
Его швырнуло в подпространство и поволокло между звезд, как до него это проделывали миллиарды тех, кого прозвали «квинсами». Фримен перемещался вопреки релятивности, за счет техники, суть которой не мог постичь его нечипованный разум. В промежутках между рансиблями в Эйнштейновой вселенной он переставал существовать. Он находился вне горизонта событий, он был распростерт на бескрайней поверхности.
Миг длиной в вечность.
Фримен преодолел расстояние в двести пятьдесят три световых года. Его подхватил следующий рансибль, пронес над горизонтом и передал громадный энергетический заряд… вот только…
Вот только что-то пошло не так. Фримен прошел через чашу, не расставшись с зарядом энергии. Эйнштейнова вселенная завладела им и безжалостно применила к нему свои законы, и в это безмерное мгновение он появился в пункте назначения со скоростью лишь на малую толику ниже скорости света.
На планете Самарканд в системе Анделлан Фримен выделил энергию, равную той, которую произвел бы взрыв ядерной бомбы мощностью в тридцать мегатонн. Атомы его тела большей частью превратились в чистую энергию. При взрыве погибло восемь тысяч человек. Еще две тысячи умерли от лучевой болезни в последующие недели. Нескольким сотням людей удалось пережить и это, но без поступления энергии от рансибельных буферов и из-за того, что большинство установок вышли из строя, на планету Самарканд вернулся некогда побежденный холод, принесший смерть. Уцелели всего двое из обитателей планеты, но это были не люди, да и сам вопрос о том, были они живы или нет, так и остался спорным. Узнав о том, что стряслось с Фрименом, родные и друзья оплакали его, а женщина-котоадапт иногда улыбалась, вспоминая о нем. Впрочем, чаще она неприязненно морщилась.
Подобно детали конструктора, с которой поиграл, а потом бросил некий гигантский ребенок, на берегу Женевского озера возвышался двухкилометровый куб из керамаля – штаб-квартира Центра службы безопасности Земли. Здание ЦСБЗ не имело ни окон, ни дверей, и пятьдесят тысяч сотрудников Центра попадали внутрь него исключительно с помощью рансибля. Они входили в здание нагими и уходили тоже нагими. На входе и выходе их обследовали с точностью до последней молекулы, но даже они не имели представления о том, какие здесь собираются сведения, или принимаются решения, или отдаются приказы. Всякий раз, покидая здание, сотрудники оставляли часть своего сознания внутри. Эта информация перегружалась в другой разум, который знал все.
Какой-то юморист окрестил этот проект при его рождении Хэлом. «Хэл» – так назывался компьютер в одной древней классической книжке, но этот факт теперь относился к области засекреченной информации. Центр представлял собой искусственный интеллект, и этот искусственный интеллект был очень крупным для того времени, когда устройство, координирующее всю деятельность на планете, можно было запросто случайно утопить в чашке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141