– Садись, дорогая. – Гарет потянул ее вниз, на скамью. – Ты чем-то расстроена?
– Спасибо, все в порядке. – Не глядя на Гарета, она покачала головой и еще крепче сжала письмо. – Все замечательно.
– Послушай, Антония, не нужно притворяться. – К своему удивлению, Гарет ощутил, как его переполняет безграничная нежность. – Я некоторое время наблюдал за тобой через окно. – Он заботливо подтянул шаль ей на плечи. – Ты выглядишь встревоженной.
– Я… – Антония, повернувшись, взглянула на Гарета, и слабая улыбка тронула ее губы. – Наверное, я задумалась, – призналась она слабым неуверенным голосом, который, как уже знал Гарет, свидетельствовал о том, что ей не по себе. – Со мной такое иногда случается. Я… начинаю размышлять о чем-нибудь и забываю обо всем остальном. Или забываю о том, где нахожусь.
– И что держишь в руке, – тихо подсказал Гарет, ласково забирая у нее смятую бумагу. – Дорогая, ты опять сжимаешь кулаки. Твои пальцы не сделали ничего такого, за что их следовало бы наказывать, правда ведь? – Ее улыбка стала более естественной, и Гарет продолжил: – Вижу, ты получила письмо. Наверное, от одного из твоих многочисленных кавалеров в Лондоне?
– Нет, – усмехнулась она, – и вообще мне хотелось бы, чтобы эти паршивцы… – Антония не закончила фразу.
– Чего бы ты хотела, Антония? – спокойно спросил Гарет, слегка сжав ее руку.
– Единственное, чего я хочу, так это чтобы меня оставили в покое, – ответила она. – А письмо от моего отца.
– Надеюсь, не очень плохие новости?
– Он со своей молодой женой вернулся домой в Лондон, – ответила Антония. – Они много месяцев провели за границей, а теперь он хочет, чтобы я приехала к нему.
– Правда? – Гарет постарался изобразить радость. – У тебя нет причин не сделать этого. Если мне нужно будет выяснить, что ты хотела бы видеть в Ноулвуд-Мэноре, я напишу тебе.
– Нет, – прошептала она со странным выражением лица. – Я… не могу поехать. Мне не следует этого делать.
Почувствовав в ее голосе боль и даже некоторый страх, Гарет обнял Антонию за плечи, совсем не заботясь о том, что кто-то их может увидеть.
– Тогда ты должна написать ему ответ и извиниться, – предложил ей Гарет. – До тех пор пока не будет готов Ноулвуд-Мэнор, этот дом твой. Тебе незачем уезжать отсюда, если, конечно, ты сама этого не хочешь.
– О, Гейбриел! – с горечью воскликнула она, закрыв ладонями лицо, и Гарет пришел в замешательство. – Я плохой человек, я мелочная и злобная! А мне хотелось бы, чтобы все было по-другому.
– Это просто-напросто неправда. – Повернувшись на скамье, он взглянул на Антонию и, отводя ей руки от лица, увидел отметины: два тонких бледных шрама на внутренней стороне запястий. Боже правый, как он раньше не заметил этого? На мгновение у Гарета перехватило дыхание, но он заставил себя отвести взгляд. – Антония, посмотри на меня, – потребовал он. – Ты совсем не мелочная и не злобная. Что такого написал лорд Суинберн? Почему ты так расстроилась?
Антония бросила на него тусклый взгляд и, казалось, уменьшилась прямо на глазах.
– У нее… будет ребенок, – запинаясь, сквозь слезы пробормотала Антония. – У нее будет ребенок, и я ее за это ненавижу. Я ненавижу ее, Гейбриел! Ну вот, я произнесла это. Она должна родить, и папа хочет, чтобы я приехала отпраздновать с ними это событие. А я… не могу быть полностью уверенной в себе, чтобы поехать туда.
– Уверен, что твой отец хотел только хорошего, – успокоил ее Гарет и взял обе руки Антонии в свои.
Голова Антонии поникла, и ветер слегка шевелил ее мягкие локоны на висках и затылке. В этот день на Антонии было синее платье, подчеркивавшее голубизну ее глаз и светло-розовый оттенок кожи – нежной, изумительной кожи. Господи, что заставляет эту женщину так мучить себя? Смерть дочери? Неверность мужа? Гарет вдруг почувствовал острый прилив жалости, смешанной со страхом и с некоторой долей гнева – на Антонию, на судьбу. Нежно взяв Антонию пальцем под подбородок, Гарет заглянул в ее глаза:
– Что еще написал твой отец? У меня есть подозрение, что ты что-то скрываешь. Думаю, лучше, если ты расскажешь мне все сама.
– Он хочет, чтобы я доказала, что сохранила фигуру и внешность, – ответила она, и ее взгляд стал неестественно напряженным. – Папа говорит, что прятаться в провинции – самый плохой из всех существующих способов положить конец грязным сплетням. Он настаивает, чтобы я сопровождала его в обществе, пока Пенелопа не поправит здоровье, потому что иначе люди начнут верить, что я и в самом деле сумасшедшая. Гейбриел, он говорит… что мне пора снова выйти замуж.
Гарет долго молчал, чувствуя себя так, словно его ударили в солнечное сплетение. Конечно, если рассуждать логично, он мог бы согласиться с доводами лорда Суинберна. Когда ее раны станут менее кровоточащими и затихнут разговоры о смерти его кузена, Антонии, конечно, следует снова выйти замуж. Но выталкивать ее в общество, когда она явно к этому не готова? И можно ли верить Суинберну? Даст ли он дочери время на то, чтобы найти подходящую пару? Все это вызывало у Гарета сомнения.
– Антония, ты хочешь снова выйти замуж? – наконец спросил Гарет и, затаив дыхание, ждал от нее ответа.
– Нет, – не сразу ответила она, покачав головой, – и у меня нет желания возвращаться в Лондон. Никакого желания.
Гарет почувствовал облегчение, но в то же время его задела такая непреклонность.
– Антония, несколько дней назад ты сказала мне, что ты сильная женщина и мне не следует недооценивать тебя, – тихо заговорил он. – Думаю, твой отец недооценивает твою силу. Ты должна просто написать ему и объяснить, что не собираешься выходить замуж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105