Михаил Афанасьевич Булгаков: «Стенка на стенку»

Михаил Афанасьевич Булгаков
Стенка на стенку


Москва краснокаменная. Рассказы, фельетоны 20-х годов – 19




«Т. 3: Дьяволиада: повести, рассказы и фельетоны 20-х годов»: Азбука-классика; СПб; 2002

ISBN 5-352-00139-3; 5-352-00142-2 (т. 3) Михаил Афанасьевич БулгаковСТЕНКА НА СТЕНКУ В день престольного праздника в селе Поплевине, в районе станции Ряжск, происходил традиционный кулачный бой крестьян. В этом бое принял участие фельдшер ряжского приемного покоя, подавший заявление о вступлении в партию. Рабкор Часть I. НА ВЫГОНЕ В день престольного праздника преподобного Сергия в некоем селе загремел боевой клич:— Братцы! Собирайся! Братцы, не выдавай!Известный всему населению дядя, по прозванию Козий Зоб, инициатор и болван, вскричал командным голосом:— Стой, братцы! Не все собрамшись ...вскричал командным голосом... Не все собрамшись. — Многие словечки и выражения, встречающиеся в фельетонах, Булгаков использовал затем в других своих сочинениях, в том числе и в «Мастере и Маргарите». Так, «командный голос» летит из уст Пилата, а «собрамши» трансформировалось в «соврамши».

. Некоторые у обедни.— Правильно! — согласилось боевое население.В церкви торопливо звякали колокола, и отец настоятель на скорую руку бормотал слова отпуска. Засим, как вздох, донесся заключительный аккорд хора, и мужское население хлынуло на выгон.— Ура, ура!Голова дяди Зоба мелькала в каше, и донеслись его слова:— Стой! Отставить...Стихло.И Зоб произнес вступительное слово:— Медных пятаков чеканки тысяча девятьсот двадцать четвертого года в кулаки не зажимать. Под вздох не бить дорогих противников, чтобы не уничтожить население. Лежачего ногами не топтать: он не просо! С Богом!— Урра! — разнесся богатырский клич.И тотчас мужское население разломилось на две шеренги. Они разошлись в разные стороны и с криком «ура» двинулись друг на друга.— Не выдавай, Прокудин! — выла левая шеренга. — Бей их, сукиных сынов, в нашу голову!!!— Бей! Эй, эй! — разнесли перелески.Шеренги сошлись, и первой жертвой силача Прокудина стал тот же бедный Зоб. Как ни били со всех сторон Прокудина, он дорвался до зобовой скулы и так тяжко съездил его, поддав еще в то место, на котором Козий Зоб заседал обыкновенно на общих собраниях сельсовета, что Зоб моментально вылетел из строя. Его бросило головой вперед, а ногами по воздуху, причем из кармана Зоба выскочило шесть двугривенных, изо рта два коренных зуба, из глаз искры, а из носа — темная кровь.— Братья! — завыла правая шеренга. — Неужто поддадимся?Кровь Зоба возопияла к небу, и тотчас получилось возмездие.Стены сошлись вплотную, и кулаки забарабанили, как цепы на гумне. Вторым высадило из строя Васю Клюкина, и Вася физиономией проехался по земле, ободрав как первую, так и вторую. Он лег рядом с Зобом и сказал только два слова:— Сапоги вдове...Без рукавов и с рваным в клочья задом вылетел Птахин, повернулся по оси, ударил кого-то по затылку, но мгновенно его самого залепило плюхою в два аршина, после чего он рявкнул:— Сдаюсь! Света Божьего не вижу...И перешел в лежачее положение.За околицей тревожно взвыли собаки, легонько начали повизгивать бабы-зрительницы.И вот, в манишке, при галстуке и калошах, показался, сияя празднично, местный фельдшер Василий Иваныч Талалыкин. Он приблизился к кипящему бою, и глазки его сузились. Он потоптался па месте, потом нерешительно рукою дернул себя за галстук, затем более решительно прошелся по пуговицам пиджака, разом скинул его и, издав победоносный клич, врезался в битву. Правая шеренга получила подкрепление, и, как орел, бросился служитель медицины увечить своих пациентов. Но те не остались в долгу. Что-то крякнуло, и выкатился вон, как пустая банка из-под цинковой мази, универсальный врач, усеивая пятнами крови зеленую траву. Часть II. ВЫГНАЛИ Через два дня в Укоме города Р. появился фельдшер Василий Иванович Талалыкин. Он был в кожаной куртке, при портрете вождя, и сознательности до того много было в его лице, что становилось даже немножко тошно. Поверх сознательности помещался разноцветный фонарь под правым оком фельдшера, а левая скула была несколько толще правой... Сияя глазами, ясно говорящими, что фельдшер постиг до дна всю политграмоту, он приветствовал всех словами, полными достоинства:— Здравствуйте, товарищи.На что ему ответили гробовым молчанием.А секретарь Укома, помолчав, сказал фельдшеру такие слова:— Пройдемте, гражданин, на минутку ко мне.При слове «гражданин» Талалыкина несколько передернуло.Дверь прикрыли, и секретарь, заложив руки в карманы штанов, молвил такое:— Тут ваше заявление есть о вступлении в партию.— Как же, как же, — ответил Талалыкин, предчувствуя недоброе и прикрывая лодошкою фонарь.— Вы ушиблись? — подозрительно ласково спросил секретарь.— М... м... ушибси, — ответил Талалыкин. — Как же, на притолоку налетел... М-да... Заявленьице. Вот уже год стучусь в двери нашей дорогой партии, под знамена которой, — запел вдруг Талалыкин тонким голосом, — я рвусь всеми фибрами моей души. Вспоминая великие заветы наших вож...— Довольно, — неприятным голосом прервал секретарь, — достаточно. Вы не попадаете под знамена!— Но почему же? — мертвея, спросил Талалыкин.Вместо ответа секретарь указал пальцем на цветной фонарь.Талалыкин ничего не сказал. Он повесил голову и удалился из Укома.Раз и навсегда. Комментарии. В. И. ЛосевСтенка на стенку Впервые — Гудок. 1924. 19 октября. С подписью: «Михаил Булгаков».Печатается по тексту газеты «Гудок».

1