ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
danse macabre).
.Но прозвучал звонок и спас меня.Вошел некто, перед которым все побледнело и даже серебряные ложки съежились и сделались похожими на подержанное фражэ ...подержанное фражэ. — Фраже — сплав, имитирующий серебро.
.На пальце у вошедшего сидело что-то, напоминающее крест на Храме Христа Спасителя на закате.— Каратов девяносто... Не иначе как он его с короны снял, — шепнул мне мой сосед — поэт, человек, воспевающий в стихах драгоценные камни, но по своей жестокой бедности не имеющий понятия о том, что такое карат.По камню, от которого сыпались во все стороны разноцветные лучи, по тому, как на плечах у толстой жены вошедшего сидел рыжий палантин, по тому, как у вошедшего юрко бегали глаза, я догадался, что передо мной всем нэпманам — нэпман, да еще, вероятно, из треста.Хозяйка вспыхнула, заулыбалась золотыми коронками, кинулась навстречу, что-то восклицая, и прервалась «Молитва девы» на самом интересном месте.Затем началось оживленное чаепитие, причем нэпман был в центре внимания.Я почему-то обиделся (ну что ж из того, что он нэпман? Я разве не человек?) и решил завязать разговор. И завязал его удачно.— Сколько вы получаете жалованья? — спросил я у обладателя сокровища.Туг же с двух сторон под столом мне наступили на ноги. На правой ноге я ощутил сапог поэта (кривой стоптанный каблук), на левой ногу хозяйки (французский острый каблук).Но богач не обиделся. Напротив, мой вопрос ему польстил почему-то.Он остановил на мне глаза на секунду, причем тут только я разглядел, что они похожи на две десятки одесской работы.— М... м... как вам сказать... Э... пустяки. Два, три миллиарда, — ответил он, посылая мне с пальца снопы света.— А сколько стоит ваше бри... — начал я и взвизгнул от боли.— ...бритье?! — выкрикнул я, не помня себя, вместо «бриллиантовое кольцо».— Бритье стоит 20 лимонов, — изумленно ответил нэпман, а хозяйка сделала ему глазами: «Не обращайте внимания. Он идиот».И мгновенно меня сняли с репертуара. Защебетала хозяйка, но благодаря моему блестящему почину разговор так и увяз в лимонном болоте.Во-первых, поэт всплеснул руками и простонал:— 20 лимонов! Ай, яй, яй! (Он брился последний раз в июне.)Во-вторых, сама хозяйка ляпнула что-то несуразно-малое насчет оборотов в тресте.Нэпман понял, что он находится в компании денежных младенцев, и решил поставить нас на место.— Приходит ко мне в трест неизвестный человек, — начал он, поблескивая черными глазами, — и говорит: возьму у вас товару на 200 миллиардов. Плачу векселями. Позвольте, — отвечаю я, — вы — лицо частное... э... какая же гарантия, что ваши уважаемые векселя... А, пожалуйста, — отвечает тот. И вынул книжку своего текущего счета. И как вы думаете, — нэпман победоносно обвел глазами сидящих за столом, — сколько у него оказалось на текущем счету?— 300 миллиардов? — крикнул поэт (этот проклятый санкюлот не держал в руках больше 50 лимонов).— 800, — сказала хозяйка.— 940, — робко пискнул я, убрав ноги под стол.Нэпман артистически выдержал паузу и сказал:— Тридцать три триллиона.Тут я упал в обморок и, что было дальше, не знаю.Примечание для иностранцев: триллионом в московских трестах называют тысячу миллиардов, 33 триллиона пишут так:33.000.000.000.000. V. ЧЕЛОВЕК ВО ФРАКЕ Опера Зимина Опера Зимина. — Зимин Сергей Иванович (1875— 1942), театральный деятель, основатель Оперного театра своего имени. С 1917 г. он был и его директором.
. «Гугеноты» «Гугеноты» — опера композитора Джакомо Мейербера (1791—1864), написанная в 1835 г. На советской сцене поставлена 17 ноября 1922 г. в Оперном театре Зимина.
. Совершенно такие же, как «Гугеноты» 1893 г., «Гугеноты» 1903 г., 1913, наконец, и 1923 г.!Как раз с 1913 г. я и не видел этих «Гугенотов». Первое впечатление — ошалеваешь. Две витых зеленых колонны и бесконечное количество голубоватых ляжек в трико. Затем тенор начинает петь такое, что сразу мучительно хочется в буфет и:— Гражданин услужающий, пива! («Человеков» в Москве еще нет.)В ушах ляпает громовое «пиф-паф!!» Марселя ...громовое «пиф-паф!!» Марселя... — Партию Марселя из оперы «Гугеноты» исполнял Г. С. Пирогов (1885—1931) — один из трех братьев Пироговых, прославивших русскую оперную сцену.
, а в мозгу вопрос:— Должно быть, это действительно прекрасно, ежели последние бурные годы не вытерли этих гугенотов вон из театра, окрашенного в какие-то жабьи тона?Куда там вытерли! В партере, в ложах, в ярусах ни клочка места. Взоры сосредоточены на желтых сапогах Марселя. И Марсель, посылая партеру сердитые взгляды, угрожает: Пощады не ждите,Она не прийд-е-е-т... Рокочущие низы.Солисты, посипев под гримом, прорезывают гремящую массу хора и медных. Ползет занавес. Свет. Сразу хочется бутербродов и курить. Первое — невозможно, ибо для того, чтобы есть бутерброды, нужно зарабатывать миллиардов десять в месяц, второе — мыслимо.У вешалок сквозняк, дымовая завеса. В фойе — шаркание, гул, пахнет дешевыми духами. Зеленейшая тоска после папиросы.Все по-прежнему, как было пятьсот лет назад. За исключением, пожалуй, костюмов. Пиджачки сомнительные, френчи вытертые.«Ишь ты, — подумал я, наблюдая, — публика та, да не та...»И только что подумал, как увидал у входа в партер человека. Он был во фраке! Все, честь честью, было на месте. Ослепительный пластрон, давно заутюженные брюки, лакированные туфли и, наконец, сам фрак.Он не посрамил бы французской комедии. Первоначально так и подумал: не иностранец ли? От тех всего жди. Но оказался свой.Гораздо интереснее фрака было лицо его обладателя. Выражение унылой озабоченности портило расплывчатый лик москвича. В глазах его читалось совершенно явственно:
1 2 3 4 5 6 7
.Но прозвучал звонок и спас меня.Вошел некто, перед которым все побледнело и даже серебряные ложки съежились и сделались похожими на подержанное фражэ ...подержанное фражэ. — Фраже — сплав, имитирующий серебро.
.На пальце у вошедшего сидело что-то, напоминающее крест на Храме Христа Спасителя на закате.— Каратов девяносто... Не иначе как он его с короны снял, — шепнул мне мой сосед — поэт, человек, воспевающий в стихах драгоценные камни, но по своей жестокой бедности не имеющий понятия о том, что такое карат.По камню, от которого сыпались во все стороны разноцветные лучи, по тому, как на плечах у толстой жены вошедшего сидел рыжий палантин, по тому, как у вошедшего юрко бегали глаза, я догадался, что передо мной всем нэпманам — нэпман, да еще, вероятно, из треста.Хозяйка вспыхнула, заулыбалась золотыми коронками, кинулась навстречу, что-то восклицая, и прервалась «Молитва девы» на самом интересном месте.Затем началось оживленное чаепитие, причем нэпман был в центре внимания.Я почему-то обиделся (ну что ж из того, что он нэпман? Я разве не человек?) и решил завязать разговор. И завязал его удачно.— Сколько вы получаете жалованья? — спросил я у обладателя сокровища.Туг же с двух сторон под столом мне наступили на ноги. На правой ноге я ощутил сапог поэта (кривой стоптанный каблук), на левой ногу хозяйки (французский острый каблук).Но богач не обиделся. Напротив, мой вопрос ему польстил почему-то.Он остановил на мне глаза на секунду, причем тут только я разглядел, что они похожи на две десятки одесской работы.— М... м... как вам сказать... Э... пустяки. Два, три миллиарда, — ответил он, посылая мне с пальца снопы света.— А сколько стоит ваше бри... — начал я и взвизгнул от боли.— ...бритье?! — выкрикнул я, не помня себя, вместо «бриллиантовое кольцо».— Бритье стоит 20 лимонов, — изумленно ответил нэпман, а хозяйка сделала ему глазами: «Не обращайте внимания. Он идиот».И мгновенно меня сняли с репертуара. Защебетала хозяйка, но благодаря моему блестящему почину разговор так и увяз в лимонном болоте.Во-первых, поэт всплеснул руками и простонал:— 20 лимонов! Ай, яй, яй! (Он брился последний раз в июне.)Во-вторых, сама хозяйка ляпнула что-то несуразно-малое насчет оборотов в тресте.Нэпман понял, что он находится в компании денежных младенцев, и решил поставить нас на место.— Приходит ко мне в трест неизвестный человек, — начал он, поблескивая черными глазами, — и говорит: возьму у вас товару на 200 миллиардов. Плачу векселями. Позвольте, — отвечаю я, — вы — лицо частное... э... какая же гарантия, что ваши уважаемые векселя... А, пожалуйста, — отвечает тот. И вынул книжку своего текущего счета. И как вы думаете, — нэпман победоносно обвел глазами сидящих за столом, — сколько у него оказалось на текущем счету?— 300 миллиардов? — крикнул поэт (этот проклятый санкюлот не держал в руках больше 50 лимонов).— 800, — сказала хозяйка.— 940, — робко пискнул я, убрав ноги под стол.Нэпман артистически выдержал паузу и сказал:— Тридцать три триллиона.Тут я упал в обморок и, что было дальше, не знаю.Примечание для иностранцев: триллионом в московских трестах называют тысячу миллиардов, 33 триллиона пишут так:33.000.000.000.000. V. ЧЕЛОВЕК ВО ФРАКЕ Опера Зимина Опера Зимина. — Зимин Сергей Иванович (1875— 1942), театральный деятель, основатель Оперного театра своего имени. С 1917 г. он был и его директором.
. «Гугеноты» «Гугеноты» — опера композитора Джакомо Мейербера (1791—1864), написанная в 1835 г. На советской сцене поставлена 17 ноября 1922 г. в Оперном театре Зимина.
. Совершенно такие же, как «Гугеноты» 1893 г., «Гугеноты» 1903 г., 1913, наконец, и 1923 г.!Как раз с 1913 г. я и не видел этих «Гугенотов». Первое впечатление — ошалеваешь. Две витых зеленых колонны и бесконечное количество голубоватых ляжек в трико. Затем тенор начинает петь такое, что сразу мучительно хочется в буфет и:— Гражданин услужающий, пива! («Человеков» в Москве еще нет.)В ушах ляпает громовое «пиф-паф!!» Марселя ...громовое «пиф-паф!!» Марселя... — Партию Марселя из оперы «Гугеноты» исполнял Г. С. Пирогов (1885—1931) — один из трех братьев Пироговых, прославивших русскую оперную сцену.
, а в мозгу вопрос:— Должно быть, это действительно прекрасно, ежели последние бурные годы не вытерли этих гугенотов вон из театра, окрашенного в какие-то жабьи тона?Куда там вытерли! В партере, в ложах, в ярусах ни клочка места. Взоры сосредоточены на желтых сапогах Марселя. И Марсель, посылая партеру сердитые взгляды, угрожает: Пощады не ждите,Она не прийд-е-е-т... Рокочущие низы.Солисты, посипев под гримом, прорезывают гремящую массу хора и медных. Ползет занавес. Свет. Сразу хочется бутербродов и курить. Первое — невозможно, ибо для того, чтобы есть бутерброды, нужно зарабатывать миллиардов десять в месяц, второе — мыслимо.У вешалок сквозняк, дымовая завеса. В фойе — шаркание, гул, пахнет дешевыми духами. Зеленейшая тоска после папиросы.Все по-прежнему, как было пятьсот лет назад. За исключением, пожалуй, костюмов. Пиджачки сомнительные, френчи вытертые.«Ишь ты, — подумал я, наблюдая, — публика та, да не та...»И только что подумал, как увидал у входа в партер человека. Он был во фраке! Все, честь честью, было на месте. Ослепительный пластрон, давно заутюженные брюки, лакированные туфли и, наконец, сам фрак.Он не посрамил бы французской комедии. Первоначально так и подумал: не иностранец ли? От тех всего жди. Но оказался свой.Гораздо интереснее фрака было лицо его обладателя. Выражение унылой озабоченности портило расплывчатый лик москвича. В глазах его читалось совершенно явственно:
1 2 3 4 5 6 7