Несколько секунд она действительно задыхалась, видимо от смеси спиртного и дыма.
Она кашляла и кашляла, опустив голову и закрыв рукой рот, и никак не могла остановиться, а толстяк снова затянулся, раздув щеки, и приготовился нанести решающий удар. Слезая со стула, я неуверенно сказал себе: «Не делай этого, Скотт» – и не послушался себя.
В три широких шага я оказался на месте боевых действий, положил левую руку ему на грудь, прямо у основания шеи, и толкнул его на место. Он не ожидал нападения, поэтому я без труда усадил его, но когда его задница приземлилась на стул, он вскинул голову и вытаращился на меня:
– Какого...
Изо рта вырвалось облако дыма и поплыло над его головой. Вблизи он выглядел довольно привлекательным, правда, сейчас его лицо несколько портило выражение крайнего удивления. Он оказался моложе, чем я думал. Его лицо немного расширялось кверху, но это был тот мужественный тип, от которого многие женщины сходят с ума. Глубоко посаженные глаза с нависшими над ними густыми бровями, прямой нос, полные чувственные губы, волевой подбородок. Он все еще держал сигару в правой руке. На столике рядом с ним стоял недопитый стакан пива.
Я вынул сигару из его пальцев, поднял стакан и опустил сигару в пиво. Оно зашипело и немного вспенилось. Тогда я поставил стакан обратно на стол и вернул изумленному типу сигару.
– Ах ты, сукин сын, – выдохнул он.
– Эй, полегче. Пока я всего лишь взволнован. Не выводи меня из себя.
– Что... – Он замолчал и задумался. Потом начал было угрожающе подниматься и снова притормозил. Наконец он спросил: – Какого черта ты это сделал?
Я, не скрывая издевки, ухмыльнулся:
– Мы живем в свободной стране.
Я стоял и ждал, но он, скрежеща зубами, глянул на своего приятеля и произнес:
– Слушай, по-моему, сегодня здесь собрались одни придурки.
После этих слов я развернулся и пошел к своему стулу.
Через пару минут я увидел, как здоровяк и его друг выходят в вестибюль.
А еще через минуту, когда я сидел, сердито уставившись в свой стакан и не испытывая при этом ожидаемого веселья, я услышал голос, напоминающий жужжание пчелки, шелест ветра в зеленой траве, теплый, как мартини в пустом желудке.
И этот голос просто сказал:
– Привет.
Я медленно повернулся, посмотрел на нее, и мои губы невольно растянулись в улыбке.
– Что вы сказали?
– Просто «привет».
Вполне достаточно. Она произнесла это так, как всегда было принято в южной Калифорнии.
Глава 8
Думаете, я не разглядел ее и она только показалась мне такой красавицей? Так вот, позвольте вам доложить: до этого я видел ее как сквозь мутное стекло.
Вблизи она оказалась мягкой и горячей. Кожа – гладкая, как шелк, глаза – темные, почти черные, с зелеными крапинками цвета мокрого мха, или морской волны, или изумрудов. Они были большими и круглыми, и этот удивленный взгляд придавал ей вид девственной невинности – но только пока вы смотрите в ее глаза. Если вы опустите взгляд чуть ниже, то увидите то место, где умирает девственница и рождается вакханка.
Ее губы распускались ярким, плотоядным цветком – ловушка и гибель для мужчин; эти жаркие губы молча испепеляли вас, они зовуще шевелились, словно вспоминая долгие, страстные поцелуи; эти губы были пухлыми и влажными, казались мягкими, сладкими и неотразимыми на распутном лице. Не верите? Друзья мои, это надо было видеть.
Ее лицо находилось в шести дюймах от моего. Я поднялся во весь свой рост и подошел к ней почти вплотную, глядя на красотку сверху вниз.
Я наклонился еще ближе и, продолжая улыбаться, спросил:
– Надеюсь, твой привет означает «Привет, ура!»?
– "Привет, салют!", милый.
– Здорово. Ты только что убила во мне три тысячи кровяных телец.
– Какой кошмар, – притворно испугалась она.
– Леди, – я начал подстраиваться под ее стиль, – вы лучше любого переливания крови, вы – сама плазма. Думаю, мы могли бы сыграть свинг вместе, если бы я знал мелодию.
– О, нет ничего проще, милый. Я вступлю, а ты что-нибудь сымпровизируешь.
– Хей-хо, кажется, я понял как. Теперь бы найти где...
– Я знаю где.
– Ну так веди меня туда.
– Это недалеко, папочка.
– И там играют свинг?
– Вот именно, там. – Ее улыбка стала зазывнее и жарче, пару раз она задорно щелкнула пальцами.
Я тоже решил пощелкать.
– "Школьные годы, – пропел я, – школьные годы, золотые деньки..." Звучит неплохо.
– Здорово. И очень просто, милый. Стоит только начать, и все пойдет как по маслу.
– Леди, с вами я снова чувствую себя маленьким мальчиком.
– Ты – лжец, папочка. Я хочу сказать... – она улыбнулась с видом Лукреции Борджиа, помешивающей любовный суп, – я хочу сказать: ты – л-ж-е-ц, большой белый папочка. – На этот раз она понизила голос и произнесла фразу с каким-то гортанным звуком. Ее голос действовал на меня как электрический разряд, как возбудитель, как предощущение смерти на электрическом стуле. Ее слова пронзали меня и включали все бешено работающие счетчики моего естества.
Я сглотнул и согласился:
– Как скажешь.
– А ты что скажешь?
– О'кей.
– Кстати, – сказала она, – спасибо. За то, что избавил меня от этого старого, вонючего медведя.
– Не за что. Я сделал это с удовольствием.
Она оглядела меня с ног до головы – от моего восхитительного тюрбана до великолепного красного пиджака с медалями на груди и потрясающих брюк с полосками – и воскликнула:
– Ух ты, у тебя классный костюм. Ты кто, пожарник?
– Хм... – сухо ответил я. – Хм... Любой дурак поймет, что я – магараджа.
– Кто?
– Магараджа!
– Ты – конный полицейский. В смешной шапке.
– Значит, в смешной. Ну... может, тебя все же устроит магараджа?
Она доверительно улыбнулась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54