— «Это вы — убийца!» Жандарм открыл дверь и повелительным жестом пригласил молодых людей выйти. На улице другой жандарм с трудом сдерживал шумную толпу. При виде Поля и Леона раздался дикий рев.— Убийцы!.. Вот они, негодяи!.. Бандиты! Смерть им!.. Смерть убийцам!Особенною яростью отличались женщины, готовые бить и всячески мучить мнимых преступников.Наконец, они прибыли в мэрию, где уже находился следователь и помощник прокурора Республики, приехавшие из Версаля, и мировой судья из Сен-Жермена. Редон нежно обнял своего друга и прошептал несколько слов утешения.— Ну, довольно! — положил конец их беседе жандарм.Редон дружески протянул ему руку. Он был знаком со всеми и находился в наилучших отношениях с магистратом. Пользуясь благоприятным случаем, он живо отвел в сторону своего знакомого и шепнул ему на ухо:— Поверьте, вы страшно заблуждаетесь; даю вам честное слово, что Фортен невиновен!— Я очень бы желал этому верить, но мы арестовали его, имея важную улику!— Какую же?— Этого я не могу сообщить!— Хорошо, но дадите вы мне возможность исследовать дело?— Охотно!— Тогда прикажите предоставить мне свободный доступ в дом, где совершено преступление.— Это можно!— Благодарю! Я не останусь в долгу!— Советую вам не горячиться, чтобы не попасть в оплошность и не повредить делу.— Еще раз благодарю вас!— Через два часа, после завтрака, мы будем допрашивать обвиняемого. Вы придете?— Да, до свидания!Теперь в зале остались только трое судей, писарь, жандармский унтер-офицер и Леон Фортен.Следователь приказал жандарму удалиться в коридор и не впускать никого, потом учтиво предложил подсудимому сесть и приступил к одному из тех ужасных допросов, какие приводят в замешательство даже невинных числом, неожиданностью и странною постановкой вопросов. Сначала следуют имена, прозвания и занятия.Фортен, Леон-Жан, 26 лет, доктор наук, препаратор парижского факультета, получает содержания 150 франков в месяц, живет у родителей в Мезон-Лафите, ездит по делам три, четыре, иногда пять раз в Париж, имеет абонементный билет 3-го класса Западной железной дороги.Пока писарь заносил эти сведения на бумагу, следователь впился глазами в Фортена и спросил его:— Знаете вы господина Грандье?При этом вопросе, по-видимому, ничего общего не имевшем с преступлением на улице Св. Николая, Фортен явно покраснел и в замешательстве отвечал:— Да, я знаю господина Грандье… но очень мало… я с ним говорил лишь однажды… при затруднительных… или, скорее, смешных для себя обстоятельствах!— Сообщите, пожалуйста, эти обстоятельства.— Охотно, так как это единственное свидание не оставило во мне ни стыда, ни упрека! Я — изобретатель и очень бедный. Нуждаясь в большой сумме с целью внедрить открытие, долженствующее произвести экономический переворот во всем мире, я ходил на прошлой неделе просить эту, сумму у господина Грандье.— А как она высока? — спросил небрежно следователь.— Пятьдесят тысяч франков!Услышав такой ответ, судейский чиновник слегка повел глазами и закусил губы, как человек, начинающий убеждаться в справедливости своего предположения.— Итак, вы хотели занять пятьдесят тысяч франков у Грандье?— Да, хотя эта попытка оказалась величайшею из глупостей, когда-либо сделанных мною!Тогда следователь перешел к другому.— Где вы были вчера в полдень?— В лесу!— Когда завтракаете?— В двенадцать часов, так что я должен был бы находиться в это время дома; но я вернулся, против обыкновения, только к часу!— Зачем же вы изменили своей привычке?— Я шел своей обычной дорогой, как вдруг увидел вспененную лошадь без всадника. Напрасно пытался я ее остановить… Я был отброшен и сбит с ног.— Сколько было времени тогда?— Четверть первого!— Когда же вы могли вернуться к родителям?— Для этого потребовалось бы около десяти минут!— Почему же вы вернулись через час?Вторично Леон Фортен покраснел и обнаружил волнение.— Отвечайте мне с полною откровенностью, — прибавил следователь, — скажите всю правду!— Уверяю вас, что я занимался очень невинным делом, совершенно чуждым печальному предмету, о котором мы говорим.— Я забочусь о ваших же интересах!Фортен, сделав над собою усилие, начал:— Хорошо! В тот момент, когда встретилась лошадь, у меня в руке был букет из фиалок и первоцвета… Одной свободной рукой я не мог удержать лошадь, и мой букет очутился у нее под копытом. Из-за этого я должен был набрать свежих цветов!В ответ на это следователь иронически улыбнулся, слегка пожав плечами.— Можете вы сказать, кому предназначались эти цветы?— Нет, — возразил с твердостью Леон, — не могу и не хочу!— Подумайте, к каким важным последствиям может повести ваше умалчивание при изложении этой малоправдоподобной истории!— Это мой секрет, и вы его не узнаете!— Как угодно… Встретили ли вы кого-нибудь по дороге?— Никого, сколько мне известно… или я не обратил внимания ни на кого. Может быть, я даже прошел мимо нескольких человек, не заметив их!— Однако вас видели!— Возможно: я не прятался. Впрочем, видевшие меня могут подтвердить справедливость моих слов!— Да, без сомнения, но не всех!При этом следователь наклонился к писарю, после чего тот положил перо и быстро вышел, а через несколько минут вернулся в сопровождении Шелковой Нити и Бабочки, двух помощников Жерве, все еще одетых — один рабочим, другой служащим Западной Компании.— Узнаете вы этого господина? — обратился без всяких обиняков следователь к Бабочке.— Да, я встретил его вчера в лесу, когда мы увидели лошадь своего начальника, бедняжки Жерве. Мой товарищ, Шелковая Нить, овладел лошадью и поехал на ней в Мезон-Лафит, я же возвращался пешком, когда заметил господина, находящегося теперь перед вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9