Жюльен, несмотря на всю его энергию, лишенный не только возможности действовать, но и воздуха, света, кожей ощущавший соседство этапников, совсем приуныл. О Жаке же и говорить нечего: его охватило такое отчаяние, что он впал в полную прострацию Прострация — угнетенное состояние, сопровождающееся полным упадком сил и безразличным отношением к окружающему.

.Когда заключенные забылись тяжелым, каталептическим Каталептический — слово, производное от «каталепсии» — состояния, характеризуемого расстройством двигательного аппарата.

сном, полным кошмаров, староста, верный данному им слову, осторожно распорол подкладку своего армяка, достал оттуда маленький кожаный футляр, вытащил из него лист бумаги и быстро набросал несколько строк. Перечитав текст, сложил листок и надписал адрес. Потом, пройдя тихо в соседнюю комнату, нарушил чуткий сон охранника, возлежавшего на печи. Солдат при виде старика почуял поживу.— Хочешь три рубля? — спросил едва слышно староста — он же полковник Михайлов.Трояк! Да это же жалованье за целый год!— Конечно! — подскочил стражник. — А что требуется?— Ты человек честный?— Когда мне платят…— Само собой, — проговорил ссыльный, не скрывая своего презрения.— Правда, с варнаков В примечании к парижскому изданию этого романа Л. А. Буссенар пишет: «Варнаками чиновники презрительно называют ссыльных, народ же зовет их несчастными».

я беру дороже.— Вот я и даю тебе три рубля.— Прекрасно, за такую мзду можно и потрудиться. Но деньги вперед.— Поклянись Николаем Чудотворцем и Казанской Божьей матерью, что не обманешь.Стражник заколебался, выбирая между чувством долга и жадностью, но только на миг. Верх одержала алчность. Повернувшись к иконостасу, он отвесил низкий поклон и трижды перекрестился:— Клянусь Николаем Чудотворцем и Казанской Божьей матерью, покровительницей странников!— Вот так, — сказал удовлетворенно староста, будучи убежден, что православные никогда не нарушат подобной клятвы. — Видишь это письмо?— Да.— Его надо доставить генерал-губернатору, в Томск.— Прямо сейчас?— Совершенно верно.— Давай трояк.— Бери.— Но если капитан увидит, что меня нет, то розог мне не избежать!— Глупости! Ты выйдешь сию минуту, колонна же выступит только на рассвете.— Твоя правда! Но ведь и от генерал-губернатора можно схлопотать взбучку.— Напротив, он только отблагодарит тебя.— А не обманываешь?— Нет, честное слово.— Этого я не понимаю. Поклянись на иконе. «Несчастный прав, — молвил про себя полковник, — его ведь не учили языку чести». И произнес вслух:— Клянусь!.. А теперь в добрый час!— Дай письмо, я ухожу.— Возьми. И помни о своей клятве и о том, что послание это — во спасение несчастных узников.Стражник молча нахлобучил шапку, надел овчинный полушубок мехом внутрь, перекинул через плечо ремень с наполненной водкой флягой, засунул за пояс длинный острый нож, взял посох, распахнул дверь и исчез.— Господи, — взволнованно произнес полковник, — помоги ему побыстрее добраться! На него — вся надежда моя на спасение невиновных!Но вместо того, чтобы круто свернуть влево на тракт и, миновав две почтовые станции, добраться до Томска, служилый остановился в глубокой задумчивости. Обращение ссыльного непосредственно к генерал-губернатору переворачивало все его представления о социальной иерархии. Солдат стал искать выход из того сложного положения, в которое попал. Он поклялся лишь доставить письмо, и, следовательно, важно только одно: чтобы оно дошло по адресу. Однако фетюк В примечании к парижскому изданию этого романа Л. А. Буссенар указывает, что фетюк, как и варнак, — презрительная кличка каторжника.

не потребовал от него не показывать послания никому, кроме генерал-губернатора. Так не лучше ли передоверить грамоту капитану Еменову — единственному тут представителю власти, к тому же влиятельному? Начальник наверняка вознаградит его за услугу. Ну а что касается Святого Николая и Казанской Божьей матери, то они ведь не запрещают брать воздаяния из двух рук сразу.Успокоив таким образом свою совесть, стражник направился к избе, где расположился его командир.Капитан, вырванный нежданно из объятий сна, был не любезнее медведя, у которого волки отнимают добычу. Однако бумага, извлеченная стражником из-под шапки, остановила поток ругательств.— Кто тебя ко мне послал?— Никто. Я сам пришел.— Кому это письмо?— Его превосходительству генерал-губернатору.— Откуда оно у тебя?— От старосты.— Ого! Давай сюда.— Но я поклялся пред ликом Божьей матери и Николая Чудотворца, что доставлю письмо по адресу.— Чем тебе переть туда пешком, я лучше пошлю казака, и он мигом вручит послание его превосходительству. Давай же!— Но…— А, ждешь на водку! Так получай!Еменов отвесил вымогателю такую оплеуху, что тот едва не упал. Потом, удачно выбрав момент, когда стражник повернулся к нему спиной, капитан сильным пинком в зад отшвырнул его к двери. Та распахнулась от толчка, и незадачливый лихоимец врезался в группу солдат, дежуривших в соседней комнате. Офицер же, не в силах сдержать охватившее его волнение, приблизился к лампе и начал вполголоса читать послание старосты, предусмотрительно написанное по-французски: этого языка, которым свободно владела лишь избранная часть общества, здесь почти никто не знал, и, попади письмо в чужие руки, его бы вряд ли смогли прочесть. И действительно, из военных, сопровождавших узников, только начальник колонны был обучен французскому.В письме сообщалось следующее: «Дорогой генерал! Увидев мою фамилию в списке ссыльных, ты сразу же вспомнил своего давнего товарища и, придя ко мне в острог, спросил, не смог бы быть полезен мне чем-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33