Королева не знала, чем грозит Талигойе ее поступок. Благородных людей может убедить только правда, но сюзерен доверяет лишь Окделлу, и Окделл будет молчать. А потом, все уже случилось. Даже узнай Катари и Иноходец об отречении, что они смогут? Алва оправдан. Оправдан судом эориев, решение которого не отменить!
Альдо ничего не сказал. Ни единого слова, только поднялся и вышел, толкнув сапогом замешкавшуюся дверь. Дикон бросился следом, и не потому, что был Хозяином Круга, просто из-за Спрута все летело в Закат, и нельзя было схватить за руки, объяснить, потребовать…
– Дорогу Государю! Дорогу Повелителям…
Гимнеты раздвигали алебарды, хлопали створки дверей, кланялись кавалеры, приседали в реверансах дамы, но Альдо не отвечал, все убыстряя и убыстряя шаг. Дикон едва поспевал за сюзереном, ощущая терзавшие того ярость и сомнения. Этикет запрещал пойти рядом, взглянуть в лицо, заговорить, спросить, утешить. Юноша мог только мчаться сквозь разворошенный дворец, глядя в белую напряженную спину, перечеркнутую золотой перевязью… Золотой, не алой, а память будоражила ночными кошмарами, в которых мертвый Люра бросался в погоню за Алвой и Приддом. Сон оказался пророческим. По милости Спрута обвинение развалилось на куски, как развалилось тело несчастного маршала…
– Государь, лошади у крыльца, эскорт ждет приказаний.
– Хорошо!
Они куда-то едут… Куда? Сюзерен что-то бросил Мевену, но Дикон не расслышал. Не сбиться с шага становилось все труднее. Сменился караул, и анфиладу второго этажа, ту самую, по которой Ворон вел оруженосца в день рождения Катари, охраняли полуденные гимнеты. Лиловые туники напоминали о предательстве Эктора, отречении Эрнани, роковой выходке Валентина.
Какой бы тварью ни был Придд, он понимает, что без Раканов ему конец. Каким бы болваном ни был Иноходец, он сообразит, что будет, если исповедь Эрнани огласят при живом Алве, но Роберу заморочил голову Придд, а Придду застили глаза Манрики, и, что самое мерзкое, не знай Дик всей правды, он бы тоже отдал должное верности. Честь эория требовала сказать «невиновен», долг Повелителя Скал и друга государя – обвинить. Святому Алану было проще. Намного…
Справа мелькнул Круглый зал, и Ричард сообразил: они идут к бывшему Арсенальному крыльцу. Эскорт ждет, сюзерен куда-то собрался. В Гальтарский дворец?! Неужели он станет смотреть, как с Ворона снимут цепи? Станет, потому что прятаться и отступать – не для Альдо Ракана, но что потом? Чем обернется для Талигойи этот день?
Сзади неотвязным эхом катились чужие шаги, но Дик не оглядывался. Он и так знал, что за спиной – Придд, раз в жизни поступивший по чести и стронувший лавину. Сделал бы Спрут то, что сделал, не появись в суде Катари? Теперь королева узнает, что Эпинэ и Придд на ее стороне, а Окделл верен Раканам. Как же тяжело будет с ней объясняться, а Робер, узнав, что его держали в неведении, оскорбится. Столько лет оставаться лучшим другом и уйти в тень, уступив младшему. Это счастье, что Эпинэ не честолюбивы, но всему есть предел.
Ноги тонули в прижатых медными прутьями коврах, на незнакомых шпалерах парили в небесах, качались на зеленой воде, сплетали шеи, распускали хвосты и гребни невиданные птицы. Раньше здесь висели трофейные знамена – гайифские, дриксенские, гаунаусские, каданские… И будут висеть! Альдо не нужна чужая добыча, он вернет величие предков собственными руками. Будут войны, будут и трофеи, а пока гайифские летуньи могут резвиться в своих тростниках.
Потянуло холодом – гимнеты распахнули дверь, ведущую на крыльцо, камердинеры с господскими плащами замерли у стен вперемешку со статуями. Сюзерен остановился у ног занесшего меч воина с молнией на щите.
– Мы едем в Гальтарский дворец. – Если бы не блеск глаз и золото на плечах, Альдо был бы неотличим от мраморных гальтарцев. – Мы надеялись обойтись без этого, но чрезмерная щепетильность наших вассалов обязала нас пустить в ход королевское право. То самое, что сделало Эктора Придда регентом Талигойи. Герцог Алва девятью голосами против семи признан виновным и умрет, как и подобает эорию из Дома Ветра, на пятый день, считая от этого.
Мы можем простить своих врагов, но не врагов Великой Талигойи. Мы не можем уподобляться чиновникам и ценить бумажные увертки выше истины, а истина в том, что Рокэ Алва – преступник, на совести которого тысячи убитых. По коням, господа, не стоит заставлять правосудие ждать.

2

При появлении эориев Великой Талигойи Алва не встал, а поднимать обвиняемого силой гуэций не рискнул. Кракл с Феншо не постеснялись бы, но супрем есть супрем: стерпит любое вранье, любую подлость, но не драку в зале суда. Драка – дело солдафонское и лакейское, юристы такого не одобряют, юристы убивают за беседой у камина, промокая губы надушенными платочками. Или зачитывая приговоры.
– … Рокэ герцог Алва обвинен согласно законам прошлым и настоящим. – Сверху усов и бородки не видать, сверху Кортней в венке кажется женщиной. Холтийкой, как заметил бы Капуль-Гизайль, которому пора нанести визит. Сегодня же! Пять дней – это только кажется, что много, а гимнеты и люди Нокса не так плохи, как хочется думать Карвалю, и не так глупы… Кэналлийцы кэналлийцами, нужен и второй след. На всякий случай. Нужны «висельники»…
– Высокий Суд внимательно рассмотрел представленные улики… – А гуэций частит. Еще бы! Одно дело – быть одним из многих и совсем другое – дать убийству свое имя.
– … пришли к заключению, что они являются достоверными и служат неопровержимыми доказательствами…
Да уж, неопровержимыми… И стоило перешибать плетью обух и бодаться со стеной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21