Жених мисс Фейл утонул. Немецкий капитан поселил ее в своей каюте. И скоро она забыла про жениха. Но тут все офицеры стремятся с ней побеседовать. Капитан держит ее под замком.Лодку бомбят наконец, и лодка падает на грунт. Немцы, вместо того чтобы спасаться, кидаются все к капитанской каюте и хотят прорваться к мисс Фейл. Тут среди них оказался один порядочный юнга, который из пистолета убивает всех, чтобы защитить эту дурочку Фейл. Потом приходит капитан, благодарит юнгу и убивает его. Мисс Фейл плачет. Капитан объясняет ей, что спастись можно только вдвоем.– Шкура… – чуть слышным шепотом пояснил Никита.Капитан открывает люк, и вместе с воздушной пробкой они выскакивают из лодки. Мисс теряет сознание. Капитан за волосы тащит ее на поверхность.Англичане подбирают эту пару.Никита завозился вдруг.Петька подтолкнул его ботинком: мол, говори, что еще там.– Она тут, понимаешь… – каким-то уже не своим от жажды голосом разъяснил Никита. – Говорит, что это ее жених, тот, ну, которого немец этот утопил…Несмотря на предельное возмущение, Петька только шевельнул пересохшими губами, но язык его распух, будто заполнил собой весь рот, в горле засвистело.«Если бы Наташка так, – хотел сказать Петька, – убил бы дядька косой Андрей… И правильно б сделал».Не зря англичане не помогали в войну. С такими союзниками очень не развоюешься: продадут, как эта мисс Фейл. Пленнички Судить о времени они не могли. Надо бы встать, подползти к двери, чтобы увидеть, где солнце, но не имело смысла расходовать на это силы.Никита больше не читал. Они опять лежали рядом. И, может быть, прошли сутки, может, двое…Во всяком случае, потом выяснилось, что они пролежали так целый день. Им ничего не оставалось, как только прислушиваться к звукам во дворе и стараться по этим звукам угадать свою судьбу.Прокопка без конца шастал из сарая в сарай, потом в избу, потом опять выходил во двор, и Шерхан скулил, бегая вокруг него.Они могли бы еще рискнуть и положиться на Прокопкину доброту вчера, когда у них не было этой драгоценной книги, сегодня рисковать было бы уже глупо.Когда вместе с Прокопкиным топотом к ним доносились со двора еще и легкие, торопливые шаги, обоим на некоторое время становилось будто бы легче. И Петька мог сглотнуть слюну, присесть ненадолго, опять пощупать в темноте французскую библию.Наконец шаги хозяев и вовсе утихли снаружи.По неуловимо загустевшей темноте чердака путешественники догадались, что близится вечер. Тишина стояла так долго, что Никита не выдержал и спросил:– А может, все же предали нас?..Вопрос этот тяжелым камнем повис в воздухе над самой Петькиной головой, так что Петька как ни старался увернуться от него – увернуться не мог. И оттого сухота в горле чувствовалась еще сильней. Оттого казалось, что легкие вовсе слиплись, и дыхания не хватало.Хлопнувшая на крыльце дверь показалась обоим сигналом к спасению. Что-ничто, а какие-то перемены должны были случиться…– Шерхан!.. – коротко позвал Прокопка.Друзья сразу привстали на коленях и вслушались.Заскрипела калитка.Петькины глаза засверкали торжеством, хотя торжествовать особой причины пока не было.Но когда калитка закрылась и когда прошло две или три минуты, дверь дома опять сильно хлопнула, и друзья буквально почувствовали, как женщина перебежала через двор к сараю. Коротко заскрипела приставленная к дверце лестница; и – будто у этой женщины в самом деле крылья – рядом послышался ее веселый шепот:– Мальчики! Живы, мальчики?Друзья кубарем перелетели через тряпье.В дверную щель – примерно в три-четыре пальца шириной – им было видно только часть ее лица: один глаз, нос и улыбающиеся губы, но смеется она или плачет – разобрать нельзя было.– Бедненькие мои! Вас не ищут?– Не…– сказал Петька. – Мы путешествуем.Теперь она засмеялась.– Пленнички мои! Держитесь! Немножечко еще, ладно?! Немножко потерпите! – И, болтая всякие нежности, как маленьким, она стала проталкивать им в щель куски хлеба, потом сала, потом масло в газете, потом блины, потом втиснула плоскую солдатскую фляжку с водой, потом еще большущий флакон из-под одеколона.Со стороны леса послышался лай Шерхана.Женщины в один миг не стало у дверцы.Лишь от крыльца к путешественникам долетел еще кусочек напева: Ясный месяц за синей рекою… Друзья теперь уже твердо знали, что их трое здесь против одного Прокопки. Великий Визирь Воду решили расходовать экономно. Фляжку завинтили как следует и оставили на завтра, а флакон постановили выпить сразу.Опять легли рядом и, передавая друг другу ароматный, пахнущий одеколоном пузырек, стали делать по одному маленькому глотку. Вода из узкого горлышка текла плохо, и сначала это раздражало, но капельки воды, попавшие в рот, смачивали язык, нёбо, и мало-помалу языки у обоих приняли свои нормальные размеры. Когда со стенок флакона стекла в широко открытый Никитин рот последняя капля, путешественники были уже готовы на любые новые испытания. Эту последнюю каплю Никита ждал минут двадцать. Задерживал дыхание в надежде, что она вот-вот упадет, потом быстро делал вдох-выдох и опять раскрывал рот. Капля упала ему на язык. И Никита сел.Конечно, они могли бы выпить сразу и фляжку, но опыт подсказывал, что делать этого не следует.Жажда пропала. На смену ей пришел голод.В свете фонаря разложили хлеб, масло, блины и пировали до тех пор, пока не почувствовали, что объелись.Это всегда выясняется почему-то вдруг. Нет бы человек наедался постепенно. А то глотаешь, глотаешь, кажется, еще тонну можешь съесть. Вдруг – стоп! Оказывается, ты перехватил лишнего. И тебя даже начинает чуточку мутить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102