Это тебе не дротик: свистят люди, кивают головами, будто помешанные… И переговариваются, а подслушивать – никакого толку. Вынужденное перемирие Никита, опробуя новый дротик, изо всей силы всадил его в старую, иссеченную топором колоду посреди Петькиного двора. Им предстояло еще заняться борьбой, снова одолеть сильно пересеченную пятикилометровку и по тридцать раз нырнуть с обрыва.Вдруг, стукнувшись лбом о покосившуюся калитку, во двор ворвался Колька тетки Татьянин.– Кино в Рагозинке! – захлебываясь, со слезами на глазах от быстрого бега, сообщил Колька. – «Чапаев»!Петька даже побледнел.– Врешь…– Честное октябренское! Чтоб мне провалиться! – заклялся Колька. – Уже собираются все!..Колька, видно, был рад случаю восстановить отношения с беглецами, принеся им заведомо необычную весть.Но Петька уже овладел собой. Сказал:– Ладно…– Граф Монте-Кристо будут, – невнятно подытожил Никита.Колька умчался.И едва скрылся он за воротами, как дротик полетел на чердак, а следом за дротиком взлетели по лестнице Никита и Петька. Глянули в чердачное окошко. «Все верно!» У излучины Стерли, там, где остров делил ее на два узеньких рукава и рагозинский берег соединялся с белоглинским шаткими жердочными мостками, собралось уже человек пятнадцать белоглинцев от самого дошкольного возраста и почти до комсомольского.Петька вывернул свои карманы. Никита проделал то же самое. В Рагозинку следовало идти лишь в майках и штанах, если не хочешь лишиться ножичка, рогатки или еще чего…Петька взял в материном сундуке рубль. Через огород Евсеича пробрались к дому Никиты, и бабка Алена тоже дала Никите рубль.Когда спокойно, будто это самое обыкновенное дело для них – кино «Чапаев», путешественники подошли к Стерле, на берегу ее собралась и возбужденно базарила на все голоса толпа человек в двадцать белоглинцев. Надо было подождать остальных: собрались еще не все. А по одному в рагозинский клуб не ходили – ходили, как правило, всем обществом. В такие дни личные ссоры автоматически отменялись и вступали в прежнюю силу лишь после возвращения из Рагозинки.Галдеж немного утих с появлением адмирал-генералиссимуса.Уверенный, что не будет же он молчать и на этот раз, Мишка сообщил адмиралу:– Я иду, а Володя-киномеханик своего Серко тянет! «Чапай», понял?!И Петька сознавал, что молчать перед лицом такого события – глупо. Но было обидно, что предатель Мишка увидел киномеханика, а он – Петька – нет. Ответил:– Чего ж… Я его пять раз смотрел – «Чапая»…– А я шесть! – быстро соврал Мишка. Так быстро, что даже уличить его никто не успел. Будто бы Петька, или Никита, или кто другой, к примеру, могли пропустить один сеанс: «Иди, мол, Мишка, смотри, пусть ты больше нас увидишь». Мишка сам понял глупость своего вранья. Но опять вывернулся:– А в День победы, когда динамо ломалось, Володя прокрутил от середины!– Так это не шесть, а пять с половиной, – уточнил Никита.Владька со следами красной глины на шее хмыкнул:– Я «Чапаева» видел девятнадцать раз!Все помолчали, невольно подавленные цифрой. Владька – человек приезжий. Если была возможность – почему бы не посмотреть девятнадцать раз? А с другой стороны – если он и соврет, его не уличишь.Самым находчивым неожиданно оказался Колька тетки Татьянин. Колька по своему возрасту не мог видеть «Чапаева» больше трех раз, и потому цифра девятнадцать была для него вдвойне обидной. Колька втиснулся перед Владькой и, глядя снизу вверх, спросил:– А сколько очередей Анка по белякам дает?Все поглядели на Владьку.Владька мог бы не отвечать Кольке, но, быстро подсчитав, сколько очередей, ответил. И потому, что ответил он правильно, Петька в расстройстве отвернулся. «Тоже мне – мелюзга… с вопросами…»Колька отошел и, сознавая свое поражение, вздохнул:– А в последний раз у нас было на два меньше.Мог бы не уточнять. Это каждый знал, что лента от сеанса к сеансу сокращалась. И если еще зимой Чапай на картошках показывал Петьке-ординарцу, как надо сражаться, сегодня могло выясниться вдруг, что он уже не показывает на картошках, а может, и стульев не ломает уже…Впрочем, настроение от этого не очень испортилось: так и так исчезающие куски ленты были известны каждому наизусть.Кто-то крикнул:– Все!Кто-то спросил:– А Борька конопатый где?– Здеся я!.. – пропищал конопатый Борька, придерживая рукой сползающие трусы.Двинулись. Кто по жердочкам, кто вброд. Петька, Никита, Мишка и Владька – по жердочкам. Колька тетки Татьянин, Борька и прочая мелочь – вброд.На рагозинском берегу Стерли подождали отстающих и, сбившись тесной кучей, мелюзга в середине, кто позакаленней – на флангах и впереди, без лишней болтовни на территории врага пошагали в гору – туда, где маячили в синеве кресты бывшей рагозинской церкви. О рагозинском клубе и кино Церковь была большой, а клуб оказался маленьким. Это только снаружи казалось, что в клубе можно на качелях качаться. Так уж глупо строили церковники. Четыре пятых от общего объема здания составляли купола, башни, разные комнаты и комнатенки, все входы и выходы которых были давно намертво заколочены досками. А помещение самой церкви, где расположился клуб, было низеньким, узким, тесным, примерно как склад для теса на эмтеэсовской пилораме или как амбар, что рядом с сельсоветом. Клуб, точно так же, как и курдюковская церковь, большую часть времени использовался под хранилище, особенно весной, накануне сева, и осенью: то в нем сушили картошку, то сортировали семена, и потому лавки никогда не стояли в помещении клуба. Для лавок была отведена специальная боковушка у входа, и зрители, отдав Володе-киномеханику билет, который только что купили у него, вернее, лишь глянув на билет, который Володя вырывал из блокнота и клал в свою кепку, вытаскивали из боковушки лавку – человек на десять каждая – и устанавливали ее на незанятом пространстве, как им хотелось и где хотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102