Очень мне хотелось у него спросить о судьбе двадцати двух тысяч раненых солдат и офицеров, брошенных его властями в Москве. Но губернатор молчал и мне пришлось отвечать только помещику:
– Вы, сударь, конечно, своим крестьянам отец родной?
– А как же иначе, я ведь их помещик! – гордо сказал он.
– Не далее как сегодня они защитили вас от французов? Правильно я говорю? – продолжил я.
– При чем здесь это? – удивился барин.
– Только при том, что, когда ваши раненые мужики истекали во дворе кровью, вы с графом отправились кофей пить. Вот какие вы им отцы родные!
Правда, она тем и неудобна, что с ней сложно спорить. Конечно, позже, «барские» потомки научатся отирать плевки, не пачкая лиц, а то и вовсе их не замечать. Но до такого состояния общество еще пока не развилось. Хозяин вытаращил на меня глаза и апоплексически покраснел. Вместо него ответила супруга:
– Ты, батюшка, говори, говори, да не заговаривайся! Давеча так нас напутал с детками, меня чуть родимчик не хватил, а потом и того пуще окно выставил, да все стекла побил! А их стекольщики, поди, не даром дают, а за них деньги берут!
Это было со стороны хозяйки большим перебором, и я сделал то, что в тот момент пришло в голову, вытащил из кармана кошель, вынул из него золотую двадцатифранковую монету, бросил ее на стол и, вставая, сказал:
– Надеюсь, сударыня, этих денег вам хватит вставить в окне новые стекла.
После чего поклонился и вышел из гостиной. Оставаться в этом доме я не собирался, только поднялся в каморку за ранцем и сразу же отправился на конюшню седлать лошадь. После боя и особенно помощи, которую я оказал раненым, дворовые меня запомнили и главный конюх, сам бросился оседлать жеребца. Я стоял в воротах конюшни и глядел на унылый двор, где дождь еще не смыл пролитую человеческую кровь. Из дома вышла Матильда, огляделась, и пошла прямо ко мне. Я ждал на месте, что она скажет.
– Собираешься ехать? – спросила она, становясь рядом в воротах.
– Да, мне пора, – стараясь говорить спокойным голосом, ответил я.
– А меня граф зовет с собой во Владимир, – буднично сообщила она.
– Ну, что же, счастливого пути, – бодро сказал я.
– Я отказалась, не могу же я бросить тебя одного! – лукаво улыбнулась она. – Как ты без меня сможешь изъясняться с французами.
Я посмотрел ей в глаза, они были веселы и лукавы, Матильда откровенно надо мной потешалась, но меня это, почему-то, совсем не обидело.

Глава 8

– Граф хороший человек, – сообщила мне француженка, когда мы выехали из имения. – Только очень гордый и ты ему не понравился.
– Он мне тоже, – вставил я.
– А знаешь почему?
– Предполагаю, не любит, чтобы с ним так разговаривали. Вельможи привыкают к низкопоклонству, и обычную вежливость воспринимают как грубость, – поделился я собственными жизненными наблюдениями.
– Ничего подобного, – засмеялась она, – для этого Федор Васильевич слишком умен. Просто, он приревновал тебя ко мне.
– Думаешь, Ростопчин догадался, что между нами что-то есть? – удивленно спросил я.
Мне казалось, что вели мы себя так сдержанно, что догадаться об этом было невозможно.
– Я сама ему сказала об этом, – совершенно неожиданно для меня заявила Матильда. – Он спросил – я ответила.
Я удивленно на нее посмотрел. Женщины этой эпохи в любовных связях обычно не признавались. Чтобы не обсуждать эту тему, посетовал:
– Вот видишь, я поссорился с помещиком и теперь нам негде ночевать.
Действительно, уже близился вечер, и нам опять нужно было думать, где устроиться на ночь.
– Интересно, здесь поблизости еще есть деревни? – задал я вполне риторический вопрос.
Марта пожала плечами и предложила:
– Давай лучше останемся тут. Зачем нам неизвестно что искать, да еще на ночь глядя!
Вот уж действительно, что говорит женщина, то говорит Бог! Я так разозлился на хозяев имения, что невольно перенес раздражение на его крестьян.
– Точно, давай найдем старосту, мне показалось, что он приятный человек. Он где-нибудь нас устроит. Ты не против ночевки в крестьянской избе?
– В любой, – засмеялась француженка, – где есть широкая постель!
Я наклонился в седле и посмотрел ей в ее глаза самым скромным взглядом, на который был способен, она его встретила и так задорно подмигнула, что я едва удержался, чтобы не наброситься на нее посередине дороги.
Мы уже въехали в деревню, и встречная женщина показала нам двор старосты.
Тот жил в новой избе с печной трубой, что было признаком достатка. Мы остановились возле тесовых ворот и тотчас за ними затявкала собачонка. Я соскочил с лошади, но постучать не успел. Хозяин, услышав лай, сам вышел из избы, и лишь узнал наши французские мундиры, заспешил отворить ворота.
– Тебя, барин, видать сам Бог послал, – торопливо сказал он, приглашая нас въехать во двор, – Сыну совсем худо, погляди, может, чем поможешь!
– Что с ним? – спросил я.
– Так ранили его ироды, ты же сам его лечил!
Удивительно, но этот человек, помогая мне перевязывать раненных, ни словом не обмолвился, что один из них его сын. Мы оставили лошадей во дворе и прошли в избу. Здесь горело целых две сальные свечи. Я осмотрелся, на лавке возле окна лежал молодой человек, прикрытый чистой холстиной. Я приложил к его лбу руку. Похоже, у него начинался жар. Раненый поглядел на меня воспаленными, горячечными глазами и прикусил губу, чтобы не стонать.
Я усадил Матильду в красный угол и занялся лечением. Как правило, я стараюсь делать это без лишних глаз, чтобы не пугать свидетелей своими «колдовскими трюками», но теперь было не до того. У парня, судя по всему, уже начиналось заражение крови. Промыв кипяченой водой, и перебинтовав сабельную рану, я приступил к своим экстрасенсорным пассам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94