Как это обычно бывает, несколько минут интенсивного лечения так меня вымотали, что, окончив сеанс, я бессильно опустился на лавку.
Матильда подошла и участливо сказала:
– Тебе неплохо бы прилечь. Хочешь воды?
Я вспомнил, что и ее муж лечил людей подобным методом, потому она так спокойно к этому отнеслась.
Впрочем, кажется, ее вообще трудно было чем-нибудь напугать.
– Спасибо, ничего не нужно, сейчас все пройдет, – сказал я, привычно расслабляя мышцы, чтобы скорее вернуть в них кровообращение.
Раненый, между тем, успокоился и, похоже, заснул. Староста, простоявший все это время в дверях, подошел и наклонился над сыном.
– Спит? – шепотом спросил он. – Пойду, скажу старухе, а то она себе места не находит, ревмя ревет на конюшне!
– Погоди, – остановил я его, – ты не найдешь местечка, чтобы переночевать нам с товарищем?
– Как не найти, найду. Хотите, здесь и ночуйте.
– Нет, нам бы в отдельной избе, я за хлопоты заплачу. Да, не худо бы баньку истопить, а то мы, который день не мылись.
– Баня у нас с утра топлена, сегодня же суббота. Только вот помыться не довелось, сам знаешь, не до того было. Жара, конечно, того, что надо нет, но ополоснуться можно. И избу чистую предоставлю. Сейчас пришлю жену, она вас в баню проводит. Вы покуда мойтесь, а я насчет постоя похлопочу.
Он торопливо вышел, а я, взяв Матильду за руку, тихо пригрозил:
– Ну, смотрите, корнет! Что я с вами нынче сделаю!
– Ах, оставьте, – жеманно сказала она, – все вы только обещаете…
Я притянул ее к себе и хотел поцеловать, но тут в избу вошла хозяйка и, наскоро нам поклонившись, сразу же пошла к лавке, на которой лежал сын. Только удостоверившись, что он жив и спокойно дышит, занялась нами. Чему, кстати, было самое время. Я уже пришел в себя после сеанса экстрасенсорики и теперь изнывал от нетерпения уединиться в укромном месте с товарищем по оружию.
– Пожалуйте за мной, – пригласила старостиха, и пошла вперед, показать дорогу.
Мы вышли на воздух. На улице уже стемнело до лиловых сумерек. Дождя не было, но земля была такой размокшей, что вязли ноги. Мы прошли по извилистой узкой тропинке через огород на зады усадьбы. Баня у старосты, как и дом, была совсем новая, бревна сруба еще не успели даже потемнеть.
– После пожара только-только отстроились, – сказала хозяйка, в ответ на вопрос, когда поставлена баня, – а теперь, глядите, опять лихо на наши головы. Народ говорит, великая сила иноземная на наше царство напала!
Честно говоря, мне в тот момент было не до разговоров о политике, пользуясь сумерками, и тем, что женщина шла впереди, я, что называется, «распустил руки».
– Ничего, скоро все кончится, – невольно, двусмысленно сказал я, уже не в силах удержаться от начала энергичных действий. Удивительно, что меня вдруг тогда так раззадорило, война, экстрасенсорика или ревность.
– Hatez vos mains! – потребовал убрать ищущие руки рассерженный корнет.
– А я думаю, – вздохнула женщина, – такие дела быстро не делаются.
– И я так считаю, – согласился корнет и стукнул меня локотком в живот. – Всему свое время!
В бане было тепло и сухо. Пахло распаренным березовым веником. Хозяйка разворошила золу в печке, раздула уголья, подожгла лучину, а от нее огарок сальной свечи, Показала где у них вода, шайки, горшок со щелоком. Извинилась по обычаю:
– Не обессудьте, если что не так.
Мы ее чинно поблагодарили. Она внимательным глазом осмотрела предбанник, желтые скобленые лавки, развешанные по стенам веники и пучки сушеной травы, решила что все в порядке, пожелала нам легкого пара и пошла к выходу. Наконец, к моему огромному облегчению, хлопнула дверь, и мы остались одни.
– И не думай! – сразу же заявила Матильда – Сначала мыться, а все остальное потом!
– Может быть, совместим? – предложил я, торопливо расстегивая ее мундир.
– Нет, сударь, – ответила она, отстраняясь, – у нас с вами еще вся ночь впереди, имейте терпение. Знаю я тебя, – она помялась, потом добавила, усмехаясь, – да и себя тоже, если начнем, то у нас никакого мытья не получится.
С этим трудно было спорить, а так как найти постель было легче, чем горячую воду и мне пришлось смириться. Я быстро разделся и, стараясь не смотреть на неспешно разоблачающегося корнета, отправился в парную. Староста оказался прав, за день каменка остыла, настоящего пара не получилось, но, в остальном, все было прекрасно: горячая вода, тепло, скользкие от щелока руки, бережно прикасающиеся к коже.
Потом мы сидели в предбаннике и разговаривали. Матильда сушила волосы, и чтобы я не отвлекался на разные разности и ей не мешал, накинула себе на плечи мундир. Я не удержался и спросил, почему она вышла замуж за Пузырева. Мне казалось, что менее подходящих друг другу людей сложно себе представить.
– Просто ты его не оценил, он совсем другой человек, чем кажется, тем, кто его мало знает, – ответила она.
Как водится, о мертвых или хорошо, или ничего, потому я промолчал и не сказал, что на самом деле думаю о Викторе Абрамовиче и ее нелепом выборе.
– Виктор меня фактически спас, – задумчиво, сказала она. – После смерти мамы у меня был очень небольшой выбор, стать любовницей богатого купца или женой мелкопоместного вдовца-помещика, у которого мама служила гувернанткой. Виктор взял меня к себе, сделал дочерью, а потом на мне женился. Причем, как женщина я ему была не нужна. Он такими глупостями не интересовался.
– Мне показалось, что он очень странный человек, – нашел я обтекаемую форму высказать свое мнение.
– Да, странный, – сразу же согласилась она, – в нем уживались мелочность и великодушие, глупость и высокий разум. Он мог хвастаться самыми непонятными, ничтожными вещами и ничего не говорить о своих подвигах и великих открытиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94