..
Мишель едва удержался от улыбки. Дались ему, право, эти колышки!
Полно тебе! Ты же видишь, дядя совсем расстроен. И его можно понять.
Все равно несправедливо!..— обиженно бубнил Медар.
Они вернулись на луг. Франсуа Дарвьер вынул из кармана чистый платок и смочил его в воде. Он промыл коровам раны и, опустившись на колени, внимательно осмотрел их.
Ничего серьезного, кажется,— сказал он.— Кроме, может быть, Бланшет, у которой разодрана морда. Я потом вернусь сюда с каким-нибудь дезинфицирующим средством...
Медар между тем начал дойку. Лицо его все еще было насуплено от обиды. Даниель и Мишель предложили дяде: они будут промывать раны, а он пусть занимается дойкой. Дарвьер согласился.
Поднявшись с колен, фермер увидел, что к ним приближается какой-то человек. Он шел со стороны, противоположной той, с которой пришли они.
Что этому-то надо?—проворчал Дарвьер.— Очень вовремя, черт возьми...
Мужчина был тучен, и тучность его не скрадывал даже высокий рост. На нем были серый полотняный костюм и соломенная шляпа с широкими полями. Он, казалось, не спешил: шел, заложив руки за спину, как большой босс на прогулке.
Привет честной компании!— крикнул он, подойдя на расстояние человеческого голоса.
Он положил руку на столбик ограды и быстрым движением сдвинул шляпу со лба.
Мишелю сразу не понравилось его красное, отечное лицо с тяжелыми веками, за которыми прятались глаза, показавшиеся ему лицемерными. Маленькие черные усики в форме бабочки подчеркивали его большой нос.
Как ты думаешь, Даниель,— прошептал Мишель кузену, прячась за коровой,— когда этот малый пьет кофе, куда он свой нос девает?
Как ни странно, Франсуа Дарвьер ответил на приветствие человека лишь неприязненным ворчанием. Один лишь Медар смущенно произнес: «Здравствуйте!».
Прекрасная нынче погода, не правда ли?— весело произнес пришелец, не желая замечать угрюмого лица фермера.— Я как раз собрался прогуляться в сторону вашей фермы. Утром голова была такая тяжелая, вот я и сказал себе, что хорошая прогулка пойдет мне на пользу.
Да? Ну-ну...—буркнул Франсуа Дарвьер, прислонившись лбом к боку животного, которое он продолжал доить.
Наступила тягостная тишина: слышен был только звон струй молока, бьющих в стенки ведра. Даниель и Мишель чувствовали себя не в своей тарелке. Поведение дяди граничило с невоспитанностью, если не с грубостью. А толстяк, казалось, ничего не замечал.
И еще я сказал себе: вот прекрасный случай узнать, не изменили ли вы своего мнения... относительно этого участка!
Франсуа Дарвьер выпрямился так резко, что Мишель и Даниель вздрогнули. Ведро с молоком чуть не опрокинулось в люцерну.
Мсье Станислас!— произнес фермер странным, сдавленным голосом, сильно побледнев.— Помнится, я вас уже просил однажды оставить меня в покое с этим участком! Он не продается! И пока я буду хозяином фермы, вам его не видать, как своих ушей!.. Кажется, я выразился ясно?
Лицо толстяка, и без того красное, стало пунцовым. Он криво улыбнулся и так поспешно убрал руку со лба, словно тот стал вдруг горячим. Потом он шумно вздохнул; мальчикам, наблюдавшим за ним, показалось, что он собирается с силами... чтобы что-то сказать. Но вдруг глаза толстяка округлились. Он устремил взгляд на бок ближайшей к нему коровы, показывая на нее пальцем.
Что... что случилось с бедными животными?— спросил он.— Они ранены? Как это произошло?
Но Дарвьер теперь совсем повернулся спиной к мсье Станисласу. Вылив молоко из ведра в бидон, он пошел к следующей корове. Толстяк, казалось, и этого не заметил. Стоя на прежнем месте, он продолжал:
Я вижу только одно объяснение... Это — слепни. Ваши коровы, должно быть, обезумели от укусов слепней! Лошади, например, могут понести после одного-единственного укуса... Вот уж действительно, мсье Дарвьер, не повезло так не повезло... Ну что ж, я приветствую вас, господа!
Он приподнял шляпу, обнажив розовый череп, расчерченный поперек редкими прядями черных волос, и отправился в обратный путь, отказавшись, видимо, от намерения дойти до фермы. Мишель и Даниель подошли к дяде.
Что это за тип?—спросил Даниель.— Здорово ты послал его ко всем чертям!
Он у меня уже в печенках!.. Какой-то отставной коммерсант... Корчит из себя землевладельца!
И Франсуа Дарвьер вкратце поведал им, что Станислас, приезжавший в течение нескольких лет сюда в отпуск, в конце концов купил виллу.
Это в нескольких сотнях метров от того места, где они сейчас находятся.
Ему, видно, давно хотелось купить этот участок. Да только, когда его продавали, Станислас был в отъезде. А чем я могу ему помочь? Он уже дважды являлся на ферму, предлагал мне продать пастбище. Да еще таким высокомерным тоном!.. Эти люди думают: раз у них есть деньги, то им все позволено!
Дядя уселся на свою забавную скамеечку, чтобы подоить последнюю корову.
Мальчики оставили Франсуа Дарвьера в покое, а сами залюбовались залитым солнцем пейзажем. Пастбище располагалось на отлогой площадке, ограниченной крутым склоном холма, скорее похожего на небольшую гряду утесов. К подножию холма примыкали густые заросли кустарника и молодых елочек, расцвеченные кое-где яркими брызгами альпийских фиалок. Заросли создавали сплошную полосу и казались совершенно непроходимыми.
За проволочным заграждением шел ровный ряд столбов второй, еще не доделанной ограды.
Эта часть тоже принадлежит дяде Франсуа?— спросил Мишель у Медара, закончившего дойку.
Конечно!— ответил Медар.— Мы ее тоже засеем люцерной. Но это в будущем году, когда она будет полностью огорожена.
За спиной у них, над ущельями и скалами, сияла на солнце, словно сахарная голова, вершина Гран-Коломбье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38