– Нет, – разуверил ее Прескотт, и у Эдвины отлегло от сердца. – Там слишком оживленно и нам не укрыться от назойливого внимания посторонних. – Прескотт повел Эдвину в отдаленную часть дома. Они остановились возле какой-то двери. Прескотт поднял руку и тихонько постучал.
Пока они молча стояли в темноте и ждали, Эдвина почувствовала странное волнение. То, как они выскочили из экипажа, их поцелуй в темноте ниши, потайной вход в дом – от всех этих запретных действий и непредсказуемых, опрометчивых поступков веяло… увлекательным приключением. Это щекотало Эдвине нервы и возбуждало в ней вкус к авантюре.
Послышались чьи-то тяжелые шаги и звук открывающейся щеколды. Дверь с сильным скрипом медленно открылась, и в глаза Эдвине внезапно ударил яркий свет.
В дверях стояла чья-то огромная фигура, загораживая свет, падающий изнутри. Эдвина попятилась, но Прескотт крепко держал ее за руку, прижимая к себе.
В голове у Эдвины пронеслась безумная мысль: она сейчас одна в темной аллее с Прескоттом и верзилой незнакомцем. Во что она ввязалась?
– Не волнуйтесь, миледи, – прошептал Прескотт. – Это друг.
Эдвина вздохнула с облегчением, успокоенная его ласковым голосом. Однако в глубине души она сомневалась, правильно ли поступает, и твердо решила ни на секунду не терять бдительности.
– Привет, Томлин, – поздоровался Прескотт.
Рослый незнакомец шагнул навстречу. Эдвина никогда не видела людей такого гигантского роста. Мужчина был по меньшей мере на две головы выше Прескотта. У него были взъерошенные, густые, черные как смоль волосы. Он был в изящном белом кепи, сидевшем на его курчавой голове как белая птица на черном разворошенном гнезде, и белой униформе, единственным украшением которой являлась вышивка золотом на высоком жестком воротнике и рукавах. Увидев Прескотта, верзила просиял от удовольствия.
– Батюшки святы! Да это же знаменитый Прескотт Дивейн собственной персоной! – радостно пробасил он.
Своей громадной ручищей Томлин похлопал Прескотта по спине, отчего тот едва удержался на ногах.
– Когда Вэл сказал мне, что ты придешь, я так громко рассмеялся от радости, что моя новенькая нарядная униформа чуть не лопнула по швам. – Он показал на свой вышитый золотом китель. – Ну как? Нравится?
– Представляю, как ворчит Салли, когда ей приходится выводить с твоей униформы пятна от шоколада, – заметил Прескотт.
– Мою униформу теперь стирает прачка его светлости. И Салли не нарадуется, что теперь это не ее обязанность. Говорит, что с тех пор у нее каждый день праздник.
Прескотт кивнул, и его глаза потеплели.
– Вижу, дела у тебя пошли в гору, Томлин.
Верзила пожал плечами:
– Сегодня – лучше, чем вчера, но, сам знаешь, всегда хочется…
– …чтобы завтра стало еще лучше, – подхватил Прескотт, кивая.
От внимательного взгляда Эдвины не укрылось, что в общении между этими двумя людьми была особая легкость и непринужденность, которой Эдвине ни разу не довелось наблюдать, когда Прескотт беседовал с доктором Уиннером или Фанни. Ей стало любопытно, откуда эти двое знают друг друга.
Томлин посерьезнел.
– А почему ты не пришел на мой день рождения?
– Я тогда немного… прихворнул.
Несмотря на то, что у Прескотта имелась вполне уважительная причина для отсутствия – ожоги, полученные во время спасения маленькой девочки, – похоже, он не придавал большого значения своему смелому поступку. Эдвине это показалось занятным.
Томлин поднял вверх указательный палец.
– Значит, придешь на следующий год. И больше никаких отговорок я не приму. Нам с тобой есть что вспомнить.
– На следующий год я ни за что не пропущу твой праздник, Томлин.
Верзила объяснил Эдвине:
– Я очень многим обязан Прескотту. Это он уговорил меня вернуться обратно на кухню, когда все дразнили меня Тарталетка Томлин и давали другие обидные прозвища, которые я не могу произнести сейчас, щадя ваши нежные ушки. Прескотт сказал, что те, кто сейчас поднимает меня на смех, скоро будут умолять позволить им облизать крошки с моей тарелки.
– Ах, я догадалась, кто вы! – воскликнула Эдвина. – Вы – Малыш Том, известный кондитер!
– Вы слышали о нем? – удивился Прескотт. Эдвина знала, как восхищалась Дженел Малышом Томом.
– Одна моя подруга говорит, что такого даровитого кондитера днем с огнем не сыщешь. Она рассказывала, что ваш торт был похож на римский Колизей. И такой вкусный, что пальчики оближешь!
Лицо добродушного великана расплылось в счастливой улыбке.
– Я его испек для важного приема у Луистонов. Это было месяц назад.
– Это что! Если бы вы попробовали торт, который Томлин приготовил ко дню рождения директора Данна, вы бы еще не то сказали! – Прескотт заметно оживился. – Это была точная копия Андерсен-Холла: ворота, конюшни, молочная ферма. В жизни не видел ничего подобного! – Прескотт покачал головой, искренне восхищаясь. – А из марципанов он сделал сотрудников Андерсен-Холла. Да он настоящий гений!
Томлин залился довольным смехом.
– Труднее всего было придать лицу миниатюрной миссис Найджел обычное для нее кислое выражение!
– А помнишь, как директор Данн съел самого себя? Дети визжали от восторга. – Прескотт и сам, вспоминая это, радовался как ребенок. Он посветлел лицом, а его глаза задорно сияли.
– Чудесное было время, – кивнул Томлин, улыбаясь. А потом сразу погрустнел и тяжело вздохнул. – Да, теперь уже его не вернешь…
Они оба стояли и молча смотрели друг на друга, объединенные общими воспоминаниями о горькой утрате. Прескотт первым отвел взгляд и тихо кашлянул.
– Я заглянул к тебе на минутку, старина Томлин, и совсем позабыл о вежливости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92