Что делает их решение еще более нелепым.
– В таком случае, возможно, еще не все потеряно… – Эдвина задумалась, кусая губы.
– Ты знаешь, Эдвина, чем больше я размышляю над этим, тем больше склоняюсь к мнению, что мы вполне сможем обойтись и без этой земли, – заявил Бланчард. – Я понимаю: ты очень долго вынашивала свои планы. Но не слишком ли это крупное вложение капитала?
– Да. Но прибыль от этого вложения ожидалась немалая. Очень немалая, Генри, – решительно возразила Эдвина. – Не говоря уже о том, что мы принесли бы огромную пользу обществу. Кембридж – место перспективное, стремительно развивающееся. Нужда в жилищном строительстве там огромна. Этот проект полезен для всех. А больше всего – для нас с тобой. – Эдвина отвернулась, стараясь не показывать, как сильно она расстроена. – Давай продолжим этот разговор завтра. Когда у нас будет время все тщательно взвесить и наметить новые шаги.
Бледные щеки Бланчарда вспыхнули. Указывая пальцем на Прескотта, он заявил:
– Я предпочел бы поговорить с тобой о том, как ты… – он замешкался, подыскивая нужное слово, – докатилась до того, что связалась с этим…
– Генри… – с угрозой в голосе проговорила Эдвина.
Бланчард снова скрестил руки на груди – видимо, это была его любимая поза.
– А что такого? Он явно не нашего круга! Так что вопрос резонный.
– Я сама выбрала мистера Дивейна, – заявила Эдвина решительным тоном, – придя к выводу, что мне пора выйти замуж во второй раз. Мистер Дивейн – достойный человек с прекрасным характером…
– Ты предпочла его? – спросил Бланчард потрясение – Если тебе так приспичило снова выскочить замуж, я готов был бы сам на тебе жениться.
От улыбки, которой одарила его Эдвина, повеяло холодом.
– Как это мило с твоей стороны, Генри.
– И это все, что ты можешь мне сказать?.. – ахнул Бланчард. У него был такой жалкий вид, что Прескотт от души посочувствовал ему.
– Что бы ты там ни говорил, я выбрала именно мистера Дивейна. В нем есть нечто большее, чем внешний лоск и показная мишура. Он надежен и обладает здравомыслием.
Прескотт с удовольствием слушал, как Эдвина защищает его перед кузеном. И что Прескотта особенно порадовало: она говорила не о его природном обаянии и умении красиво танцевать, что обычно привлекало к нему остальных женщин. Эдвина оценила качества его ума и благородство его характера. Как приятно, когда о тебе так отзываются! Пусть даже это всего-навсего искусная игра – и ничего больше…
– Кроме того, – невозмутимо продолжала Эдвина, – мистер Дивейн хорошо ко мне относится, и я признательна ему за заботу и внимание. Он человек прекрасной души – добрый и отзывчивый, верный и порядочный. В чем ты сам сможешь убедиться, как только познакомишься с ним поближе.
– Познакомлюсь поближе? – У Бланчарда был такой вид, как будто его, того и гляди, хватит апоплексический удар.
– Не мне тебе говорить, какой вред могут нанести репутации злые языки. Надеюсь, свое мнение о мистере Дивейне ты будешь основывать не на слухах и сплетнях, а предоставишь ему возможность доказать тебе, что за человек он на самом деле.
Черт возьми, плутовка Эдвина хорошо вошла в роль! Эти ее слова прозвучали так искренне, что Прескотт сам начал верить тому, что Эдвина так высоко его ценит. Это даже немного пугало Прескотта… Но в то же время в его душе что-то шевельнулось.
– А о своем отце ты подумала? – не унимался Бланчард. – Когда он обо всем узнает, у него будет разрыв сердца. Он и без того волнуется за тебя, беспокоится из-за твоего общества «синих чулок», намеренных спасти мир. – Театральным жестом схватившись за голову, Бланчард заявил: – Увольте меня! Я не скажу графу ни слова. Он застрелит любого, кто принесет ему эти ужасные вести.
– Своего отца я беру на себя.
– Смотри, Эдвина. Будь осторожна, – погрозил ей пальцем Бланчард. – Одно дело – противоречить графу Вуттон-Баррету за глаза. Но бросить ему вызов в лицо намного труднее. Сама знаешь, когда старик хочет кому-то навязать свою волю, сопротивляться бесполезно.
– Спасибо тебе за заботу, кузен. Но я думаю, что на самом деле мне абсолютно не о чем беспокоиться, – заявила Эдвина, однако тревога в глазах и весь ее вид свидетельствовали об обратном. Ее губы были плотно сжаты, брови насуплены. Сердце переполняли дурные предчувствия. Чтобы скрыть волнение, Эдвина с такой силой вцепилась в свой веер, что у нее задрожала рука.
– Я заеду к тебе завтра, дорогая кузина, – сообщил Бланчард, – и мы продолжим разговор.
Уходя, Генри метнул в сторону Прескотта выразительный взгляд.
Когда стук его каблуков по каменной веранде затих, Эдвина повернулась к Прескотту:
– Извините, что мой кузен так отвратительно вел себя с вами.
– О, не стоит извиняться. – Прескотт с опаской посмотрел на стеклянные двери веранды. – Мне почему-то начинает казаться, что на сегодня мне достаточно сердечных поздравлений от ваших родственников и знакомых.
– Вижу, ваша обычная маска снова на прежнем месте. Наблюдательность Эдвины удивила Прескотта.
– Да, наверное, вы правы.
Эдвина вздохнула.
– Едва ли я могу вас укорять за эту маску. В какой-то мере я даже немного завидую, что вам удается так хорошо скрывать ваши чувства. Однако думаю, что это дается нелегко. Должно быть, вы одиноки.
– С этим свыкаешься, – солгал Прескотт.
– Я бы, наверное, так не смогла. У меня бы не хватило терпения.
Он вскинул голову:
– Для этого требуется не терпение, а изрядная доля высокомерия. Я не всякому дозволяю видеть мое настоящее лицо.
Глава 17
Сэр Ли сидел на скамейке в парке, попыхивая сигарой, привезенной из далекой Вест-Индии, и нежился на теплом послеобеденном солнышке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92