— Сейчас наша девочка проснется… — он достал обруч мыслезащиты и надел его Тине на голову.
На экране пунктирная линия превратилась в сплошную, и Тина мгновенно открыла глаза.
— Проснулись? — Строггорн был без маски, но Тина его сразу узнала.
— Уже начали?
— Да. Если вы не передумали, сейчас вы еще можете отказаться. Ваше последнее слово?
— Делайте, Советник, делайте, вы же знаете, у меня нет выбора.
— Хорошо, начнем. Тина, вы сильный стыд когда-нибудь испытывали?
— Да нет, вроде… — она вскрикнула, не договорив, и краска стыда залила тело. — Господи, — Тина закрыла глаза. Мысленно она видела себя как-то со стороны: свое обнаженное тело, опутанное проводами и трубочками, и присутствие кого-то чужого, разглядывающего ее душу, словно под микроскопом, и от дикого унижения свехобнаженности родился такой же дикий стыд. Все длилось несколько секунд и прекратилось. Тина лежала, вся в поту, тяжело дыша, и облизала ставшие сразу сухими губы.
— Ну что, будем продолжать или прекратим? — спросил Строггорн. Тина открыла глаза и посмотрела на его спокойное лицо. — Чувствуете присутствие чего-то чужого?
— Никогда бы не подумала, что может быть так плохо.
— Во время полного зондажа, твой мозг тебе не принадлежит, а все основные защитные системы организма работают так, чтобы не допустить этого. Поэтому, те чувства, которые ты при этом испытаешь, будут сопровождаться присутствием «чужого». Понятно? Поверь мне, из всех пыток, которые я знаю, а я знаю их немало, эта — самая жестокая. В ней собрано все самое плохое, что можно сделать с человеком. Готова продолжать?
— Готова, — тихо сказала она, закрывая глаза.
— Сейчас будут судороги, — предупредил Строггорн, но это слово ничего не выражало. В течение нескольких секунд Диггиррен последовательно отдал приказ всем мышцам, которые только есть у человека, и они сокращались и расслаблялись, подчиняясь его приказу. У Тины было чувство, что она — марионетка, которую дергают за ниточки. Чтобы снять судороги, Диггиррен дал команду полного расслабления мышц.
— Не нервничай так, Тина. Мы специально заказали аппаратуру, которую обычно используют для проктологических обследований. Иначе мы устали бы каждый раз тебя мыть.
— Стыдно как, — Тина едва не плакала.
— Продолжаем? — Строггорн посмотрел на экран, на котором снова протянулась пунктирная линия.
Никогда впоследствии Тина не смогла бы вспомнить все те ощущения, которые ей пришлось пережить в этот день. О существовании многих из них она даже не догадывалась. Диггиррен словно раскачивал ее психику на качелях, чередуя положительные и отрицательные эмоции, и этот постоянный переход сопровождался так же стабильно возникающим чувством дикого стыда — защитной реакцией ее организма на присутствие постороннего в голове. После каждой серии Диггиррен, очень боясь за ребенка, давал полное расслабление мускулатуры.
— Так Тина, сейчас тебе будет действительно плохо, — спокойно сказал Строггорн, а Тина сразу подумала, что ей и так плохо. — Сейчас мы пройдем зоны страха и боли. Ты уже должна немного приспособиться, но эту зону придется проходить медленно, иначе кончится выкидышем. Придется тебе немного покричать. Как? Готова? — перед каждой зоной он подробно объяснял ей, что они будут делать, и какие ощущения это может вызвать.
— Готова, — сказала Тина, никогда в своей жизни вообще не испытывавшая сильную боль.
Диггиррен подал сигнал и почти мгновенно остановился: так страшно закричала Тина.
— Что там?
— Перерыв, Диг, не выдержать ей этого. — Строггорн одел маску Тине на лицо, меняя и меняя составы, до тех пор, пока Тина не закашлялась. Она тяжело дышала, слезы текли по лицу.
— Мне очень жаль, Тина, но если вы каждый раз будете так кричать, мы будем вынуждены все прекратить. Кроме того, вы уже сорвали себе голос.
— Нет, Строггорн, продолжайте, — Тина с большим трудом смогла выговорить.
— Вы можете говорить мысленно, нет никакой необходимости мучить свой язык. Мне ваш обруч мыслезащиты никак не мешает, — заметил он и пошел к Диггиррену.
Тот сразу открыл глаза.
— Совсем плохо? Ну что, останавливаемся?
Строггорн тяжело опустился в кресло. — Не знаю, что с ней делать.
— Послушай, Строг. Я с ней этого делать не могу, ты уж меня прости, но пытками заниматься, да еще с совсем невиновным человеком — это перебор!
— Ты же жребий вытащил! Никто с ней не желает этого делать. Почему ты меня считаешь палачом? Мне испытаний Креила более чем достаточно. Ты-то нам редко помогаешь, а там у нас смертность до восьмидесяти процентов. Десять человек берем на испытания, а уже через пять минут ввода препаратов — шестеро становятся покойниками, а через полчасика — еще двое. А ведь часто это маленькие дети. Как ты думаешь? У меня нервы почти железные, но когда такими делами занимаешься постоянно, трудно сказать, что будет после этого с головой.
— Не знаю, как мы все это выдержим! — Диггиррен закрыл глаза. — Если честно, меня нисколько не удивляет, что Креил стал таким жестоким. Тут Аолла как-то проговорилась, что еще, когда он был на Дирренге первый раз, там тоже пришлось проводить испытания, а смертность была еще выше. Только он никогда об этом не рассказывал, не хотел, чтобы его обвиняли в убийствах.
— Зато теперь на Дирренге неплохие шансы сохранить цивилизацию. Креилу там даже памятник поставили, и жертвам его испытаний — тоже. Огромный павильон, где все рассказывается о нем и о тех дирренганах, которые погибли, чтобы все остальные смогли выжить, полный перечень имен, с биографиями. Аолла говорит, когда ее туда первый раз привели, ей плохо стало, — он немного помолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82