ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Может, имеет смысл грохнуться в обморок? Для разряжения обстановки.
Царевич дернулся, пытаясь атаковать, мелькнула когтистая лапа – и обмяк, бездумно глядя в никуда. Аррек за пару секунд полностью стер у него из памяти всю информацию о минувшем вечере, заменив ее на смутный сен-образ грандиозной пьянки. Затем небрежно разжал руку, позволяя царственной особе мешком грохнуться на пол, и повернулся ко мне.
Я попятилась.
Дарай-князь вздохнул, почти насильно выдавливая из себя гнев и ярость. Медленно, точно к испуганному оленю, готовому в любой момент сорваться с места, подошел ко мне, чуть приобнял. Я, наконец расслабившись, уткнулась ему в плечо.
– Извини. Я знаю, ты хотел, чтобы он рассказал царю о случившемся сегодня.
– Так даже лучше, – пробормотал дарай-князь. – Надо было с самого начала прочистить щенку память – и дело с концом. Поиграть мышцами перед старым волком можно будет и потом, в более контролируемой обстановке…
С минуту мы молчали, просто наслаждаясь близостью друг друга. Потом я отстранилась.
– Мне ничего не угрожало, ты ведь понимаешь? Даже если бы его снесло с рельс, а я по какой-то причине не успела бы ударить первой, северд-ин обо всем позаботились бы. Они надежны. – Я тревожно вглядывалась в знакомое и в то же время чужое лицо, ожидая увидеть следы бешеной, всепоглощающей ярости, которая так напугала меня всего несколько минут назад.
Но на его лице было лишь опустошение. И безграничный самоконтроль.
– Антея… – Он снова вздохнул, будто сдерживая какие-то слова. – Я знаю.
Молчание. Я ждала продолжения.
– Я испугался не того, что он тебе навредит, – у щенка для этого кишка тонка. А того, что ты можешь уйти. Закружиться в каком-то из своих изменений, стать чужой, другой. Не моей. И уйти. Навсегда.
Сказать, что я была поражена, – значит очень преуменьшить. Аррек не любил выставлять своих чувств напоказ. Нет, не так. Он никогда не выставлял их напоказ. Дарай до мозга костей. Искренность – не та основа, на которой он с первого дня строил наши отношения. Что думать по поводу сказанного – не понятно.
А когда не понятно, спасает чувство юмора. Или та жалкая пародия на него, что просыпается во мне в моменты наивысшего страха. То, что я называю своей «внутренней стервой».
– Обещаю вам, о муж мой. Если когда-нибудь я и решу удрать от вас, то уж никак не с опьяневшим от собственных гормонов вервольфом-подростком.
Он не то скривился, не то застонал.
– Я не такого ответа ждал, моя леди. – Ирония была слишком тонка, сквозь нее проглядывало что-то иное.
– У меня нет другого ответа, мой лорд. – Осторожно, боясь, что он отвернется, прикоснулась к небритой щеке. – Прости.
Дарай-князь чуть повернул голову, как будто нечаянно провел по моим пальцам губами.
– Тобой совершенно невозможно манипулировать. Идем. Наши спустятся через пару минут.
ГЛАВА 7
Зеленолицый гоблин вывел к нам отдохнувших, вычищенных лошадей и покрыл матом всех богов оптом и в розницу за то, что позволяют столь отвратительное отношение к несчастным животным. Больше всего его возмущало состояние моего скакуна (который, как я выяснила из его пространной речи, оказался кобылой), но «дамам» в лицо ничего сказано не было. Конюший только поджал неодобрительно губы, передавая повод Арреку (не мне!), и проворчал что-то на своем языке.
Мы с тварью покосились друг на друга краем глаз. И дружно шарахнулись в разные стороны. У лошади до сих пор шкура была в проплешинах. У меня вдруг резко заболели бедра, ноги свело судорогой. Залезать в орудие пытки, именуемое седлом, не было ни малейшего желания.
Но залезть все-таки пришлось. Не без дипломатического посредничества дарай-князя тварюку уговорили подойти, а меня – взгромоздиться ей на спину. Внимательно посмотрев друг другу в глаза, мы решили установить военный нейтралитет. Основным условием которого было: «Это скоро кончится».
У меня возникло впечатление, что первоначальная нелестная оценка интеллекта этого полунасекомого-полудракона была несколько поспешной.
Наша маленькая группка покинула бедные, замызганные улицы Халиссы также незаметно, как и прибыла.
Рассвет был каким-то бледным, неубедительным. Вновь повалил снег.
Л'Рис красивым, напевным голосом декламировал ветру свои стихи.
Как конквистадор в панцире железном,
Я вышел в путь и весело иду,
То отдыхая в радостном саду,
То наклоняясь к пропастям и безднам.
Порою в небе смутном и беззвездном
Растет туман, но я смеюсь и жду,
И верю, как всегда, в мою звезду
Я, конквистадор в панцире железном.
И если в этом мире не дано
Нам расковать последнее звено,
Пусть смерть приходит, я зову любую!
Я с нею буду биться до конца,
И, может быть, рукою мертвеца
Я лилию добуду голубую.
Моя рука против воли взлетела к волосам, коснулась голубых лепестков. Нет, все еще роза. Но… достаточно, значит, достаточно! Кое-кому пора задать небольшую трепку!
Я чуть сжала колени, телепатически передавая транспорту, что хочу поравняться с Л'Рисом. Усвоив, что упираться бесполезно, меня со злобным рыком вывезли на нужную позицию. Дрессируем, однако.
– Госпожа? – Риани уважительно склонил голову и чуть поднял безумно красиво очерченные брови.
– Л'Рис. Я хотела спросить, там в трактире, песня про пиратов – откуда ты ее узнал? Это не твой стиль.
– А-а-а. – Он на мгновение прикрыл голубые озера глаз, прекрасно понимая, что это не тот вопрос, который мне хотелось задать, и что настоящий, возможно, последует позже. – Это «Флибустьерская лирическая». Я услышал ее от вашего консорта. У него, конечно, исполнение более… насыщенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Царевич дернулся, пытаясь атаковать, мелькнула когтистая лапа – и обмяк, бездумно глядя в никуда. Аррек за пару секунд полностью стер у него из памяти всю информацию о минувшем вечере, заменив ее на смутный сен-образ грандиозной пьянки. Затем небрежно разжал руку, позволяя царственной особе мешком грохнуться на пол, и повернулся ко мне.
Я попятилась.
Дарай-князь вздохнул, почти насильно выдавливая из себя гнев и ярость. Медленно, точно к испуганному оленю, готовому в любой момент сорваться с места, подошел ко мне, чуть приобнял. Я, наконец расслабившись, уткнулась ему в плечо.
– Извини. Я знаю, ты хотел, чтобы он рассказал царю о случившемся сегодня.
– Так даже лучше, – пробормотал дарай-князь. – Надо было с самого начала прочистить щенку память – и дело с концом. Поиграть мышцами перед старым волком можно будет и потом, в более контролируемой обстановке…
С минуту мы молчали, просто наслаждаясь близостью друг друга. Потом я отстранилась.
– Мне ничего не угрожало, ты ведь понимаешь? Даже если бы его снесло с рельс, а я по какой-то причине не успела бы ударить первой, северд-ин обо всем позаботились бы. Они надежны. – Я тревожно вглядывалась в знакомое и в то же время чужое лицо, ожидая увидеть следы бешеной, всепоглощающей ярости, которая так напугала меня всего несколько минут назад.
Но на его лице было лишь опустошение. И безграничный самоконтроль.
– Антея… – Он снова вздохнул, будто сдерживая какие-то слова. – Я знаю.
Молчание. Я ждала продолжения.
– Я испугался не того, что он тебе навредит, – у щенка для этого кишка тонка. А того, что ты можешь уйти. Закружиться в каком-то из своих изменений, стать чужой, другой. Не моей. И уйти. Навсегда.
Сказать, что я была поражена, – значит очень преуменьшить. Аррек не любил выставлять своих чувств напоказ. Нет, не так. Он никогда не выставлял их напоказ. Дарай до мозга костей. Искренность – не та основа, на которой он с первого дня строил наши отношения. Что думать по поводу сказанного – не понятно.
А когда не понятно, спасает чувство юмора. Или та жалкая пародия на него, что просыпается во мне в моменты наивысшего страха. То, что я называю своей «внутренней стервой».
– Обещаю вам, о муж мой. Если когда-нибудь я и решу удрать от вас, то уж никак не с опьяневшим от собственных гормонов вервольфом-подростком.
Он не то скривился, не то застонал.
– Я не такого ответа ждал, моя леди. – Ирония была слишком тонка, сквозь нее проглядывало что-то иное.
– У меня нет другого ответа, мой лорд. – Осторожно, боясь, что он отвернется, прикоснулась к небритой щеке. – Прости.
Дарай-князь чуть повернул голову, как будто нечаянно провел по моим пальцам губами.
– Тобой совершенно невозможно манипулировать. Идем. Наши спустятся через пару минут.
ГЛАВА 7
Зеленолицый гоблин вывел к нам отдохнувших, вычищенных лошадей и покрыл матом всех богов оптом и в розницу за то, что позволяют столь отвратительное отношение к несчастным животным. Больше всего его возмущало состояние моего скакуна (который, как я выяснила из его пространной речи, оказался кобылой), но «дамам» в лицо ничего сказано не было. Конюший только поджал неодобрительно губы, передавая повод Арреку (не мне!), и проворчал что-то на своем языке.
Мы с тварью покосились друг на друга краем глаз. И дружно шарахнулись в разные стороны. У лошади до сих пор шкура была в проплешинах. У меня вдруг резко заболели бедра, ноги свело судорогой. Залезать в орудие пытки, именуемое седлом, не было ни малейшего желания.
Но залезть все-таки пришлось. Не без дипломатического посредничества дарай-князя тварюку уговорили подойти, а меня – взгромоздиться ей на спину. Внимательно посмотрев друг другу в глаза, мы решили установить военный нейтралитет. Основным условием которого было: «Это скоро кончится».
У меня возникло впечатление, что первоначальная нелестная оценка интеллекта этого полунасекомого-полудракона была несколько поспешной.
Наша маленькая группка покинула бедные, замызганные улицы Халиссы также незаметно, как и прибыла.
Рассвет был каким-то бледным, неубедительным. Вновь повалил снег.
Л'Рис красивым, напевным голосом декламировал ветру свои стихи.
Как конквистадор в панцире железном,
Я вышел в путь и весело иду,
То отдыхая в радостном саду,
То наклоняясь к пропастям и безднам.
Порою в небе смутном и беззвездном
Растет туман, но я смеюсь и жду,
И верю, как всегда, в мою звезду
Я, конквистадор в панцире железном.
И если в этом мире не дано
Нам расковать последнее звено,
Пусть смерть приходит, я зову любую!
Я с нею буду биться до конца,
И, может быть, рукою мертвеца
Я лилию добуду голубую.
Моя рука против воли взлетела к волосам, коснулась голубых лепестков. Нет, все еще роза. Но… достаточно, значит, достаточно! Кое-кому пора задать небольшую трепку!
Я чуть сжала колени, телепатически передавая транспорту, что хочу поравняться с Л'Рисом. Усвоив, что упираться бесполезно, меня со злобным рыком вывезли на нужную позицию. Дрессируем, однако.
– Госпожа? – Риани уважительно склонил голову и чуть поднял безумно красиво очерченные брови.
– Л'Рис. Я хотела спросить, там в трактире, песня про пиратов – откуда ты ее узнал? Это не твой стиль.
– А-а-а. – Он на мгновение прикрыл голубые озера глаз, прекрасно понимая, что это не тот вопрос, который мне хотелось задать, и что настоящий, возможно, последует позже. – Это «Флибустьерская лирическая». Я услышал ее от вашего консорта. У него, конечно, исполнение более… насыщенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137