Она тоже молчала, смущенная. Я хотела спросить: «Вам кого?» – и вдруг, поглядев на Симоновну, увидела взор ее, устремленный на мальчика. Век не забуду, как она глядела – любовно и робко, с тоской и ожиданием.
– Поздоровайся с бабушкой, Алик, – сказала женщина и подтолкнула мальчика к Симоновне. Но он жался к матери и смотрел на бабку испуганно и недоверчиво.
– Садитесь, что же вы стоите! – пригласила я, думая, что надо бы всем уйти и оставить их вдвоем.
– Мне надо с вами поговорить, мамаша! – сказала женщина, словно подтверждая мою догадку.
– Пойдемте, ребята, в кухню, – сказала я, – картошка стынет.
– Я не хочу есть! – Лена сидела на сундуке, болтая ногами, и не спускала с гостьи злых глаз.
– И все-таки мы пойдем на кухню, – рассердилась я. – Ступай, Лена, собери на стол.
И вдруг Антон подбежал к мальчику и изо всех сил толкнул его в грудь. Женщина испуганно охнула, я схватила Антона. Он громко ревел, выкрикивая сквозь слезы:
– Она не его бабушка! Она моя бабушка!
– Вот сейчас шлепну тебя, – сказала я с сердцем, уволокла ревущего Антона в кухню и оттуда еще раз окликнула Лену с Егором. Они вместе с Мусей вышли следом за мной. На кухне Антон продолжал орать. В комнате плакал обиженный Алик.
– Сумасшедший дом! – засмеялась Муся. – Интересно, зачем она пришла? Уж не за нашей ли бабушкой?
Я положила всем горячей картошки. Было воскресенье, мы так любили этот день, так славно было собраться за столом всем вместе. Сейчас перед каждым стояла тарелка с горячим картофелем, но никто не притрагивался к еде. Мы ждали. В соседней комнате говорили тихо, да, кроме того, там все еще плакал мальчик, и слов не было слышно. Антон размазывал по лицу слезы и уже не плакал, а только нудно подвывал – то затихая, то, набравшись сил, погромче. Я уже хотела дать ему шлепка, но тут в дверях появилась женщина с мальчиком на руках и, не прощаясь, пошла к выходу. Муся попыталась помочь ей отодвинуть щеколду, но она сказала холодно:
– Не беспокойтесь, я сама.
Следом за ней вышла Симоновна. Она взяла на колени Антона, вытерла ему слезы и похлопала по спине.
– Ну, что ты, Тосичек, – тихо говорила она, – ну, что, сынок?
– Зачем она приходила? – мрачно спросила Лена.
Ларчик открывался просто: на короткую побывку должен был приехать с фронта сын Симоновны. Его командировали Челябинск, а на обратном пути разрешили на два дня завернуть в наш город повидать семью. Вот на эти два дня сноха и звала Симоновну домой…
– И вы пойдете? – гневно спросила Лена.
Симоновна не ответила. Она осторожно спустила Антона с колен и потянулась к теплому платку, в котором обычно выходила на улицу.
– Не надо, – тихо сказал до сих пор не проронивший ни слова Егор, – не ходите!
– Мама, ну что ты молчишь? – со слезами в голосе сказала Лена.
– Ничего Галина Константиновна мне не скажет. Она понимает. Дай кошелочку, Егор. Сейчас и пойду. Вася завтра утром приезжает. Не плачь, Тосичек. Я опять к тебе приду.
Дверь закрылась. Я подошла к окну, отдернула занавеску. Симоновна шла, осторожно ступая, держа в руках пустую кошелку.
– Она довольно интересная, эта сноха, да, Галина Константиновна? – услышала я голос Муси. – Только ей, наверно, все-таки не удастся скрыть от мужа, что свекровь дома не живет. Соседи ему все равно расскажут.

* * *

Я всегда старалась в середине дня забежать домой хоть на несколько минут. Сейчас, когда Симоновна ушла, непременно надо было заглянуть к ребятам, но мешало то одно, то другое. Как вдруг, спускаясь с лестницы – я уже совсем было собралась отлучиться ненадолго, – я увидела поднимавшуюся навстречу Лену.
– Письмо? Антоша? – спросила я.
– Не волнуйся, пожалуйста. Нет, ничего не случилось. Я только подумала, не здесь ли Егор.
– Егор? Его нету дома?
Каждый день он около часу сидел на лавочке перед домом – дышал свежим воздухом. Мы укутывали его, как куклу, сидеть неподвижно на уральском морозе не шутка. Но ходить по улице…
Как же он пошел? Куда? Зачем?
– Тосик сказал: за бабушкой.
Вот оно что! Ни я, ни Лена – мы не знали прежнего адреса Симоновны. Валентины Степановны не было дома, Муся дежурила в госпитале. И это было странно – значит, Егор оставил Тосика одного. Правда, с минуты на минуту должна была вернуться из школы Лена. Наскоро попросив Петра Алексеевича присмотреть за всем, я побежала домой, услышала объяснение Антоши: «Егор пошел за бабушкой, он ее сейчас приведет» – и, оставив Лену дома, кинулась по улице, вдоль которой уходила от нас Симоновна. Уже смеркалось, улица была пустынна, я одна шла, почти бежала по ней, не понимая, куда бегу и где найду Егора. И вдруг увидела: на обочине дороги кто-то сидит съежившись, прямо на снегу.
– Егор? – окликнула я.
Он поднял голову, но не шевельнулся. Я подошла, стала поднимать его, он только замотал головой. Он, видимо, очень озяб и ноги совсем его не слушались.
Плохо помню, как мы добрались домой. Егор изо всех сил пытался идти сам, но сил-то у него и не было. На полпути я догадалась постучать в какое-то освещенное окно и попросила санки. Парнишка лет пятнадцати вынес детские самодельные саночки со спинкой, помог мне усадить Егора, и я легко довезла его до дому.
– А бабушка? – спросил Тосик, едва увидев нас.
– На вот, она тебе прислала. – Егор протянул ему конфету в бумажке.
Тосик взял конфету, упрямо повторил:
– А бабушка? – И губы его распустились, как всегда перед слезами.
Мы раздели Егора, уложили. Он боялся смотреть на меня и лежал, отвернувшись к стене.
– Я хотел сказать ее сыну. Да не сказал. Она не дала. Он спросил: «Ты чей, мальчик?» А Симоновна говорит: «Мой знакомый мальчик, меня проведать пришел».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97