Мой опыт показал, что всяческие зависимости и пристрастия, пороки и недостатки – что-то вроде матрешки: одну изымешь – за ней другая, третья, четвертая… И вовсю работает закон сохранения бяк: сколько в одном месте убавится, столько в другом прибавится.
Бывший мой муж и пил по-страшному, и курил как паровоз, и в казино зарплаты оставлял – было с чем побороться, было… Оба мы и не заметили, как этой борьбой заполнили свои отношения, забили ею до отказа свой мир, еще недавно такой богатый любовью, такой разный. Добились победы: бросил и пить, и курить, стал спортом заниматься, следить за здоровьем, все честь по чести… И в казино играть бросил. А дальше…
Дальше ему оставалось бросить только меня с дочкой, что он и сделал вскоре. Свеженький и здо ровенький – перебрался к девице, талант которой, кажется, единственный – вить веревки из мужиков. Материал оказался вполне подходящим. Он ис кал, как выяснилось, именно такую зависимость – и получил по полной.
Ни о чем не жалею теперь, но можешь себе представить, каково было первые года два после расставания… Доктор называет это любовно-зависимостной психалгией, зависимостной депрессией; я зову просто адом. Урок еще не вполне усвоен: думаю, сопоставляю…




Алконавты на проводе

Переплыли в Алкогольный Залив, удивившись, как щедро его дали и побережья воспеты поэтами, как обжиты прозаиками, и как скудно служители муз воздали дань остальным пространствам Моря Зависимостей – исключая, конечно, любовную… Старый стихоман, конечно же, не удержался и подкинул коллегам на аналитическое растерзание парочку и своих околоалкогольных стишат.

Я в одиночестве не пью,
но жанр запоя признаю.
Вчера в нетопленой избе
позволил выпить я себе.
Я опьянялся как умел,
но не пьянел, а лишь немел.

По жилам тек не алкоголь,
а чья-то кровь и чья-то боль,
и кто-то требовал: «Налей!»
(Спроси любого алкаша:
чем беспробудней пьешь, тем злей
трезвеет сонная душа.)

Я пил за верность Тишине,
моей единственной жене,
за сотворение травы,
за то, что есть на свете львы
и вечно жив Хозяин Звезд,
за воздух и за этот тост,
за шум цветов и злобу дня,
за смех и праздник без меня…

Я снова жив, и я спасен.
И остается лишь одно:
забыть себя как страшный сон и
всплыть, ударившись о дно…

ДС – В стихе дан образ типичного алконавта-запойника, долго сидевшего в алкозависимостной депрессии и наконец развязавшего: сплошной внутренний негатив, боль и кровь, мировая скорбь по ходу принятия сменились, как обычно в начале развяза, ощущением беспреградности, радостного единения со всем сущим, готовностью к жертвенному исчезновению…
ОК – Самопожертвование для алконавтов, насколько я знаю, не характерно: «смех и праздник без меня» – это как так?…
ДС – У продвинутых бывает, под настроение.
ОК – А что означает «Я снова жив, и я спасен…» – возврат полноты жизнеощущения через опьянение?… «Забыть себя как страшный сон» – в угаре пьянки забыть себя-трезвого, опуститься до самого дна оскотинения, удариться о него и возникнуть вновь – так? Использовать маятник?…
ВЛ – Если вы меня спрашиваете, то я не знаю.
ОК – Если автор не знает, что означают строки его стихотворения, кто же знает?
ВЛ – Стихотворение. Быть может, и его герой. Герой, правда, не то слово…
ДС – Если бы не предыдущее, я эту концовку сделал бы как раз выражением освобождения от зависимости, и алкогольной, и всякой.
ВЛ – Под кайфом отдача себя зависимости и переживается именно как приход свободы, снятие всех цепей. Старый дьявольский перевертыш.
ОК – «Верность тишине, моей единственной жене» мне понравилась. И «сотворение травы».
ВЛ – Ради этих строк остальные… А вот еще.

…и проклянешь себя, и медленно уснешь…,
Последний сон с такою неохотой,
с такой тупой размазанной ухмылкой
уходит… нет… толчется…
Подождешь еще немного.
С внутренней икотой
потянешь лапу к полу за бутылкой…
СТОП. Ты же завязал, голубчик. Врешь,
не завязал. Всего лишь воздержался
на время жизни. Внутреннее время
совсем другое. Внутренне ты пьешь
как крокодил. Твой вирус размножался.
Там, в красногубом слизистом гареме
ты удержу не знаешь и куешь
потомство для шестнадцати галактик…
Но ты не тактик.
Внутренняя дрожь,
хозяйка мыслей, слез и предвкушений,
выводит на газон единорога,
которого ты совестью зовешь.
Натянут поводок. Суров ошейник,
тобою почитаемый за Бога.
Ты внутренне его как нитку рвешь
и просыпаешься…

ДС – «Утро в завязе» назвал бы я эту икотную картинку. Муторно, тяжко парню. Мотивирован к трезвости от тупого нельзя, позитива нет.
ОК – Написано в состоянии алкогольно-зависимостной депрессии, угадала?
ВЛ – Почти. По воспоминанию. ДС – Преисподняя вожделений… Совесть-единорог, Бог-ошейник… И все это во сне… А наяву? ВЛ – Вот это.

Я помню все, что было не со мной.
С мучительной, сквозной, безумной силой
я помню, как молитвенник в пивной,
все то, что не со мной происходило.

Вот входит во врачебный кабинет
какой-то расторможенный брюнет
и тень за ним – бледнеющий ребенок.
Глаза его бездонны, профиль тонок.

Он эгоист, беспомощен и глуп,
ему не удержать дрожащих губ,
себя не удержать… Как сумасшедший,
седой брюнет бросается на женщин,
ребенок засыпает за стеной…

Я помню все, что было не со мной:
блондинку, глаз косившую блудливо,
молитвенник, упавший в кружку пива…
Чья это жизнь была, ошибка чья?

Все то, что было, – то уже не я,
а кем-то не дописанная повесть,
и я, о ней зачем-то беспокоясь,
дрожа, как на экзамене студент,
спешу придумать звучный хеппи-энд…


Как найти смысл в трезвости?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80