"...Что-то они называют "уплотнением" и настораживают уши,
словно ловят звуки голоса из соседнего дома; одни говорят, что различают
какой-то отзвук посреди, между двумя звуками, и что как раз тут находится
наименьший промежуток, который надо взять за основу для измерений; другие
спорят с ними, уверяя, что здесь нет разницы в звуках, но и те и другие
ценят уши выше ума".
Как в астрономии Платон считает лишенным ценности такой подход, при котором
глаза ценятся выше ума, так и в музыке он критикует музыкантов-практиков,
потому что они пытаются с помощью слуха определить то, что можно определить
только с помощью числа, а значит, с помощью мышления, а не чувственного
восприятия. Эта критика вполне последовательно дополняется у Платона
отрицательным отношением ко всякому чисто практическому использованию тех
знаний, которые дает наука о числовых соотношениях, в том числе и музыка.
Об отношении Платона к техническим применениям геометрии и астрономии мы
уже писали; так же рассуждает он и применительно к музыке.
О том, что музыка в древности имела также и технико-практическое
применение, свидетельствует, например, Витрувий. Согласно Витрувию, "от
артиллерийского офицера, который должен следить за тем, чтобы катапульта
равномерно натягивалась жилами, надо требовать музыкального образования,
чтобы он мог по тону, который издают натянутые веревки с правой и с левой
стороны при ударе по ним, установить равномерность натяжения".
В чем же состоит, по Платону, главная цель музыки как математической науки?
Музыка здесь разделяет общую судьбу всех наук: ее предназначение - помогать
душе восходить от низшего, чувственного бытия, ввысь, к созерцанию
сверхчувственного, истинного бытия идей.
Рассмотрев иерархию математических наук у Платона, мы обратимся к вопросу,
связанному с платоновским пониманием "неба" и его значения для становления
философии математики.
Зрение чувственное и зрение "умное"
Этот вопрос нуждается в специальном рассмотрении уже хотя бы потому, что
при анализе арифметики Платон указывает на то, что "небо научило нас
числу", а при анализе астрономии советует "оставить в стороне то, что на
небе". Но ведь одно противоречит другому.
Обратимся к аргументации Платона. Тот, кто "разглядывает узоры на потолке",
пытается что-то распознать с помощью зрительного ощущения. Платон считает
такое предприятие с точки зрения науки безнадежным. Истинные же вещи, "с их
перемещениями друг относительно друга, происходящими с подлинной быстротой
и медленностью, в истинном количестве и всевозможных истинных формах...
постигаются разумом и рассудком, но не зрением". Таким образом, зрение, как
вид ощущения, и разум противостоят друг другу; с помощью зрения мы
воспринимаем внешнюю видимость, с помощью разума - внутреннюю сущность;
первое дает нам мнение, второе - истинное знание.
Но в диалоге "Тимей" мы обнаруживаем иную оценку Платоном зрения и иное
соотношение между двумя родами познания - с помощью глаз и с помощью ума:
"...осталось ответить, какова же высшая польза от глаз, ради которой бог их
нам даровал. Да, я говорю о зрении как об источнике величайшей для нас
пользы; вот и в нынешнем нашем рассуждении мы не смогли бы сказать ни
единого слова о природе вселенной, если бы никогда не видели ни звезд, ни
Солнца, ни Неба. Поскольку же день и ночь, круговороты месяцев и годов,
равноденствия и солнцестояния зримы, глаза открыли нам число, дали понятие
о времени и побудили исследовать природу вселенной, а из этого возникло то,
что называется философией и лучше чего не было и не будет подарка смертному
роду от богов. Я утверждаю, что именно в этом высшая польза очей".
Тут, видимо, явное противоречие. Зрение то противопоставляется мышлению в
качестве простого ощущения, то едва ли не отождествляется с мышлением, с
разумом. В самом деле, мы узнаем теперь, что Бог даровал нам зрение, чтобы
мы наблюдали "круговращения ума в небе", т.е. видели глазами то, что можно
только постигнуть умом.
Специфическое понимание зрения и его роли в познании, особое отношение
между зрением и мышлением - важная и характерная черта античной науки,
поэтому на ней мы остановимся подробнее, тем более что этот вопрос и
впоследствии неоднократно будет привлекать к себе наше внимание.
Зрение в качестве ощущения ставится Платоном выше других ощущений - слуха,
осязания, вкуса, обоняния. Платон объясняет превосходство зрения над
другими ощущениями весьма своеобразно. Вот что он говорит по этому поводу:
"Обращал ли ты внимание, до какой степени драгоценна эта способность видеть
и восприниматься зрением, созданная в наших ощущениях демиургом?
- Нет, не особенно.
- А ты взгляни на это вот как: чтобы слуху слышать, а звуку звучать,
требуется ли еще нечто третье, так, что когда оно отсутствует, ничто не
слышится и не звучит?
- Ничего третьего тут не нужно.
- Я думаю, что и для многих остальных ощущений - но не для всех - не
требуется ничего подобного... А разве ты не замечал, что это требуется для
зрения и для всего того, что можно видеть?
- Что ты говоришь?
- Какими бы зоркими и восприимчивыми к свету ни были у человека глаза, ты
ведь знаешь, он ничего не увидит и не различит, если попытается
пользоваться своим зрением без наличия чего-то третьего, специально для
этого предназначенного.
- Что же это, по-твоему, такое?
- То, что ты называешь светом.
- Ты прав.
- Значит, немаловажным началом связуются друг с другом зрительное ощущение
и возможность зрительно восприниматься;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128