Мощь орудий придала Киллику уверенности.
— Комендант передает вам благодарность, Корнелиус, — лейтенант Лайам Догерти предупредил Лассана о подходе британцев.
Киллик рассмеялся как бы в ожидании победы.
— Им еще идти шесть часов, Лайам, — он зажег сигару, — но когда они придут, мы убьем всех этих чертей.
— Разумеется, убьем. — Для Лайама Догерти предстоящая битва была частью мести британцам за жестокое подавление во время восстания "объединенных ирландцев".
Отца Догерти повесили как повстанца, вздернули рядом с темным от торфа ручьем как собаку, а мать мальчика, вырастившего его в Америке, не позволила забыть это. А Лайам Догерти и не хотел забывать. Он представил, как красномундирники заходят на поляну, и смаковал, как он выпустит смерть из шести стволов.
Несколько крестьян, любопытствующих, что такое происходит на юге, подошли к лесу и наблюдали за приготовлениями американца. Корнелиус Киллик подозвал их. Ночью его обуревали страхи, он представлял катастрофу, но сейчас, перед лицом приближающегося врага, в удачно выбранной засаде, он почувствовал уверенность в успехе и был рад, что у этого успеха будут свидетели.
— Интересно, что бы сказали в Марблхеде, если бы видели нас, — сказал он Догерти.
Лайам Догерти думал, что лишь немногие бы удивились этому рискованному приключению Киллика. У него всегда была репутация отчаянного.
— Может быть, они назовут улицу в вашу честь.
— Улицу? Почему не весь город?
Оставалось сделать лишь одно, и это было сделано со всей торжественностью. Корнелиус Киллик развернул большое знамя, снятое с «Фуэллы». Звезды и полосы нашиты женщинами Марблхеда и освящены пресвитерианским священником, который помолился за то, чтобы флаг увидел побольше крови врагов Республики. В тот день Киллик пообещал себе, что так и произойдет. Флаг, висящий под деревьями, будет поднят при первом же выстреле пушек и будет гордо реять, пока будут падать враги.
Корнелиус Киллик и команда «Фуэллы» были готовы.
Когда морские пехотинцы ушли, пляж стал казаться необычайно пустынным. Под пронизывающим ветром люди Шарпа, спотыкаясь, перетаскивали к дюнам свои рюкзаки, шинели и винтовки.
— Еще одна лодка, сэр, — сказал Фредриксон.
Шарп пробормотал что-то неразборчивое. Солнце опять зашло за тучи, и Шарп смог оглядеть в окрестности в подзорную трубу. На одном дальнем холме вроде виднелась тропинка, но не было никаких следов деревни или часовни, с помощью которым можно было бы сориентироваться по карте, разложенной на песке Фредриксоном.
— Капитан сказал, что мы вот тут, в трех милях к югу от мыса Аркашон.
Шарп отлично помнил карту и даже не взглянул на нее. Нет ни одной дороги на восток. Быстрее всего будет пойти к Аркашону, а там уже выйти к дороге на Бордо.
— Пойдем по берегу, следом за этими водоплавающими?
— Нет, разумеется, — Шарпу было плевать, если он больше не увидит Бэмпфилда. Он повернулся. — Мы пойдем по дороге вглубь страны. Граф де Макерр стоял на границе прилива и печально наблюдал, как его лошадей просто сбросили в воду с длинными веревками. Лошадям пришлось плыть за шлюпкой на привязи, и граф опасался за них.
Фредриксон все еще изучал карту.
— А чем вы собираетесь помешать Бэмпфилду вторгнуться во Францию?
— Тем, что разоблачу перед ним этого пижона, — Шарп кивнул на француза. Мне следовало ночью выкинуть его за борт.
— У меня может случиться какая-нибудь неполадка с винтовкой, когда он будет рядом, — с надеждой предложил Фредриксон.
Это были веселые мысли холодным утром, но Шарп потряс головой, отгоняя их, и повернулся посмотреть, как его стрелки перетаскивают припасы сквозь прибой.
— Можно было бы выкинуть чертовы лестницы, — горько сказал Шарп. — Он было представил, как Бэмпфилд преодолеет ров и стены форта Тест-де-Бюш без лестниц, но бросил это бесполезное занятие. Делом Шарпа было устроить засаду на военный конвой по дороге на юг, и выяснить настроения тех, кого они смогут захватить в плен. — Мы разделим припасы среди людей. То, что не сможем нести, бросим.
— Да, сэр. — Фредриксон свернул карту и запихнул ее в карман. — Можно отдать приказ?
Но Шарп не ответил. Он смотрел на группу стрелков, укрывшихся от ледяного ветра за песчаной дюной.
— Эй, вы? — крикнул он, — ко мне!
Лица стрелков, светящиеся невинностью, как всегда, когда имели дело с офицерами в гневе, повернулись к Шарпу, но один из них встал, стряхнул песок с зеленой куртки и пошел в сторону офицеров.
— Вы знали? — Шарп в ярости повернулся к Фредриксону.
— Нет, — солгал Фредриксон.
Шарп повернулся к стрелку, которого подозвал к себе.
— Ты тупой придурок.
— Сэр.
— Господи Иисусе! Я сделал тебя чертовым полковым сержант-майором, а ты на это наплевал.
Щека Патрика Харпера еще сильнее раздулась из-за зубной боли, а он, будто это объясняло все, показал на опухоль пальцем.
— Все из-за него, сэр.
От его ответа Шарп даже перестал сердиться. Он посмотрел на гиганта-ирландца, который как-то однобоко ему улыбнулся в ответ.
— Из-за зуба? — зловеще спросил он.
— Я пошел к хирургу, чтобы он вырвал зуб, а он дал мне ром, чтобы сначала унять боль, вот что он сделал, сэр, и я подумал, что могу выпить чуточку больше, сэр, а потом обнаружил, что я на корабле, сэр, а этот ублюдок к зубу даже и не притронулся, сэр, и единственное, что я могу предположить, это что, увидев мое состояние, какая-то добрая душа, сэр, я предполагаю, один из людей Фредриксона, отнесла меня на «Амели». — Харпер взял паузу в своей красноречивой лжи. — Это было совсем не то, что я желал, сэр, честно-честно!
— Ты лживый ублюдок, — сказал Шарп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92