Для полноты картины добавим к этому, что его левая рука, раненая в тот давно-прошедший день во время последней отчаянной битвы перед шатром Андрона, так полностью не излечилась и осталась немного сухой – ее пальцы не сжимались до конца – и часто ныла, особенно во время холодных дождливых ночей.
И тем не менее никого, а меньше всего любого Тиасу – можно обрисовать одной краской; то есть никто не лишен полностью сложности и противоречивости. В случае с нашим старым другом читатель обязан помнить, что почти в то самое время, когда произошли события, к которым он относился как к самой большой неудаче в своей жизни, он встретил женщину – или, более точно, Даро, Графиню Уайткрест – которая принесла ему то счастье и удовлетвотенность, которого он давно отчаялся достичь. Его жизнь с ней, результатом который был его сын, которым он очень гордился, в некоторой мере сгладила тяжелое чувство поражения, которое овладело его душой, так что временами он сидел в гостиной перед большим камином и играл в воробушки со своим сыном, выделывал танцевальные па с графиней, а то и играл в собака-в-лесу с ними обоими, так что в определенной степени мир и счастье охватывало его; слишком часто, однако, это чувство разрушалось случайной мыслью или воспоминанием о последних днях и часах империи, и тогда он становился молчаливым, и Даро (а впоследствии Пиро) знала, что он в который раз спрашивает себя, не мог ли он действовать как-нибудь иначе, чтобы спасти жизнь того неумелого и неудачливого человека с хорошими намерениями, которого боги и поворот Цикла сделали последним Императором. В такие моменты его жена и сын также замолкали, уважая его мысли, но само их присутствие являлось для него пусть небольшой, но существенной поддержкой.
Если читателю все еще недостаточно ясно, то пусть он уверится, что именно влияние жены и сына, удерживало его так долго от того, что можно назвать болезнью души. Вспышки горя и отчаяния становились все хуже и все чаще, по мере того, как Пиро рос; как если бы сын, которым граф так гордился, напоминал ему о его собственных амбициях и о сокрушительном ударе, постишем его. Тем не менее оба, мать и сын, знали его и в более добросердечном состоянии духа, и любили его еще больше за боль – физическую и душевную – которую он терпеливо переносил.
Таков был Кааврен, когда он, одетый в темные мешковатые штаны, засунутые в высокие сапоги, и тонкую синию рубашку, спускался по широкой центральной лестнице Поместья Уайткрест, и таким он вошел с кухню, где обнаружил кухарку погруженной в беседу с Теклой, которого он не знал, хотя читатель уже сделал вполне правильное предположение, что это не кто иной как Лар, с которым мы познакомились до встречи с добрым Тиасой.
Кааврен, чей слух остался таким же острым, как в тот давно-прошедший день, когда император оказал ему честь, сделав замечание относительно подчинения свои собственным желаниям, был способен убедиться, что разговор между поварихой и неизвестным касается личности этого самого неизвестного, поэтому в силу давней привычки он решил подождать и послушать. Тиасе потребовалось всего несколько мгновений, чтобы узнать о личности неизвестного все, что он хотел, после чего он вышел вперед и сказал, – Я желаю вам доброго дня. Я Граф Уайткрест.
Лар поклонился как можно ниже и произнес свое собственное имя, добавив, – Мне сообщили, что-
– В точности, – сказал Кааврен. – У тебя есть рекомендательные письма?
Лар, хорошо помня совет, данный Пиро прошлой ночью, отвел утвердительный кивком, опять поклонился и почительно протянул документы, о которых шла речь. Кааврен взял их и отправился в гостинную, где усевшись и предложив Лару сделать то же самое, задал многие из тех вопросов, которые Пиро задавал раньше, хотя использовал намного меньше слов, и получил еще более короткие ответы. В какой-то момент интервью в боковую дверь очень сильно постучали, и Кааврен предложил Лару пойти и посмотреть, что там произошло; тот, вернувшись, холодно и без всякого выражения объявил, что некий Текла стоит у двери и интересуется местом лакея и привратника.
– Ты можешь сказать ему, – спокойно сказал Кааврен, – что место уже занято.
Лар молча поклонился и повернулся, чтобы выполнить данное ему поручение.
Когда он вернулся, Кааврен предложил ему считать себя принятым и найти что-нибудь на завтрак, после чего он должен познакомиться с поварихой, служанкой и мальчиком-конюшим (который, одновременно, был ночным грумом), так как в настоящее время только эти трое составляли персонал поместья Уайткрест. – Позже, – добавил Кааврен, – тебе сообщат о твоих обязанностях, за исключением того, как ты знаешь, ты должен отвечать за дверь и-. – Но тут его опять прервали, постучав в дверь. – Тиаса улыбнулся и сказал, – Сегодня, без сомнения, тебе придется провести немало времени отвечая тем, кто хотел бы занять твое место.
– Да, милорд, – сказал Лар и опять отправился отвечать посетителю, но на этот раз, вернувшись, он сказал, – Милорд, гонец.
– Как, гонец? – нахмурившись сказал Кааврен. – И от кого?
– Он не сказал, милорд. Но он одет в ливрею Дома Феникса.
Эти слова произвели такое впечатление на Кааврена, что даже Лар, который едва знал его, мог видеть, что он испытывает сильные эмоции. Тиаса, тем не менее, достаточно быстро овладел собой и сказал, – Найди графиню и сообщи ей об этом, после чего проведи гонца в – э – в ту комнату, в которой графиня захочет встретиться с ним.
– Прошу прощения, милорд, но-
– Да?
– Где я могу найти графиню?
– А. Поднимись по лестнице и поверни направо. В самом конце коридора еще раз направо, там будет маленькая прихожая, где ты найдешь ее служанку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132