А ограбление церковных имуществ
и закрытие огромного числа монастырей с раздачей в достояние придворным
фаворитам, явилось вторым, после уничтожения Патриаршества, этапом порабощения
Церкви государством, из рук которого с этих пор Церковь должна была ожидать
поддержки всем своим учреждениям просветительным, административным,
миссионерским. Не говорим уже о том, что с закрытием монастырей народ лишался
своих главнейших религиозных светочей, из которых он почерпал и почерпает
главный источник нравственного одушевления и церковного образования. Но ведь
лютеране не только не признают монашества, а фанатически его ненавидят, мужицкие
же слезы о попиравшейся святыне не принимались во внимание Петербургским
правительством. Мне и прежде всегда было досадно читать укоры оппозиционной
печати по адресу Церкви за поддержку ее монархическим правительством; в
настоящее же время, когда не скрывается и обратная сторона медали нашего
прошлого, читать такую неправду прямо возмутительно. Объяснимся. Мы хотим
сказать, что отношение правительства к Церкви с 18-го и 19-го веков было не
столько покровительственное, сколько подозрительное, враждебное.
Покровительствовался только известный минимум религиозности, необходимой для
сохранения воинами и гражданами присяги и нравственного благоприличия в
общественной жизни." (Епископ Никон. Жизнеоп. Блажен. Антония... Т. I, стр. 53)

IV

"Но не только на устах бар, — пишет в статье "Роковая двуликость
Императорской России" архимадрид Константин, — было имя Вольтера. Глубже
проникало его влияние. Культ его нашел яркое воплощение в образе Великой
Екатерины, лично привлекательные черты которой, так убедительно оттененные
Пушкиным, только подчеркивают духовную пустоту ее "внутреннего человека".
Развязное поучение, с которым обратилась Екатерина к Синоду в связи с делом
Арсения Мацеевича, лучше всего показывает, что являла собою Православная Церковь
в глазах Екатерины. То уверенный голос "Просвещения", обращенный с высоты
Престола к отсталым архипастырям и научающий их, как надо осуществлять дело
спасения людей в соответствии с духом века. И то обстоятельство, что не с
Царицей — ненависть которой, вообще незлобивой, к Арсению могла иметь корни
только мистические — был конфликт Ростовского митрополита, а с Синодом, рисует
всю значительность духовной порчи века. Тлетворный был. сам воздух эпохи — более
тлетворным, чем то было во время грубых преследований Церкви при первых
преемниках Петра, Ибо внешним было тогда, по преимуществу, насилие над Церковью,
исходя от людей не только Церкви, но и России чуждых. Ныне отравлен был, русский
воздух, которым дышало высшее общество, пусть и отсутствовал внешний террор. Не
случайно эмигрантом стал обновитель старчества и умно-сердечной молитвы Паисий
Величковский, с которым вели переписку лучшие наши иерархи — но не звали в
Россию". "К этому времени относится внедрение западного искусства в
богослужение. Подчиняется тлетворному воздействию самый вкус, утрачивается
способность ценить духовную красоту былого благочестия. Преемственность гибнет в
области церковного искусства".
А одно время как отмечает митрополит Антоний: "...самое вероисповедание
русского народа, т.е. Православие, было лишено даже права именоваться таковым с
начала 19-го века, а сохранило официальное название греко-российского
вероисповедания, — хотя оно по существу не связано ни с Россией, ни с греками.
Но это еще не все. Лет шесть тому назад мне случайно пришлось познакомиться с
манифестом Императора Александра I-го об учреждении Тройственного Священного
Союза, читавшегося в свое время во всех храмах Империи. В тексте манифеста
приказано русскому православному народу почитать себя, пруссаков и австрийцев
людьми одной веры — христианской и подданными одного Царя — Христа. Отрицались и
национальность русская и вероисповедание православное, взирающие на
последователей тех вер, как на еретиков."
"Вообще оценить прогресс отступления в России, останавливая свое внимание
преимущественно на явлениях свидетельствующих об отпадениях русского общества от
Православия и даже от христианства было бы неправильно, — замечает архимадрид
Константин. — Гораздо более показательны явления, свидетельствующие о
проникновении чуждых элементов, носящих печать "греха ума", в самое православие,
будь то бытовое православие, будь то православная мысль мирская, будь то и
церковная среда, вплоть до высшей иерархии. Под этим углом зрения нет вообще
более страшного времени периода Империи, как эпоха т.н. реакции и мистики
падающей на вторую половину царствования Императора Александра I — время, в
частности, расцвета деятельности Карамзина и Шишкова".
"...Шок исторической катастрофы, нависшей, разразившейся, в конечном
итоге обернувшейся беспримерным национальным торжеством, заставил опамятоваться
многих. Но поскольку возвращение в Церковь оказывалось не покаянно-всецелым, а
условным, с большим или меньшим уклоном в сторону тех или иных явлений
религиозности европейской, не приближался ли тем самым соблазн Отступления
непосредственно к самой Церкви? Перед самой Церковью как бы ставился вопрос ее
собственными чадами: не следует ли ей пересмотреть основы своего бытия в
согласии с веком?"
"Во всей силе присущего ему личного обаяния и во всей искренности его
духовных устремлений — с чем шел Александр I к Церкви?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12