Все повторилось сначала: гирьку отставили в сторону, стеклянную пластин
ку приподняли за угол и отлепили, тряпочку отодрали от краски. Краска, как
и олифа в первом случае, тоже вспухла и разрыхлилась от действия химичес
кой жидкости. Первое же, очень наклонное и продолговатое движение скальп
еля подрезало ее и сняло тончайшей стружкой.
Ц Нина, тихо, Нина, с любовью, Нина, не горячись. Ага! Я говорил, что окажутся
жемчуга. Нина, тихо, Нина, с любовью.
Мы все трое перестали дышать. Из-под острого и точного скальпеля, из-под к
раски, которая теперь и мне казалась аляповатой, прорезалось такое тонко
е письмо, что все это могло сойти за колдовство, за волшебную сказку. Два р
яда жемчужин, которыми была, видимо, обшита одежда угодника, проступили п
о нежному золотистому фону.
Ц Жемчужинки. Шестнадцатый век! А эта смелая, энергичная линия, а эта бел
енькая полоска! «Но краски чуждые, с летами спадают ветхой чешуей; создан
ье гения пред нами выходит с прежней красотой». Нет, мы не будем ждать, ког
да чуждые краски спадут сами, как ветхая чешуя! Нам нечего ждать милостей
от природы…
Роли распределялись следующим образом. Нина продолжала спокойно зачищ
ать открывшийся прямоугольничек. Она сдержанно и довольно улыбалась. Ху
дожник в экстазе бегал вдоль доски и декламировал, как видим, то из Пушкин
а, то из Мичурина. Себя я не мог видеть со стороны. Но, вероятно, я выражал со
бой полное и решительное обалдение.
В прямоугольничке сделалось еще светлее и сияюще, чем было. Мы же, все трое
, вместе с современной мастерской, оставались по-прежнему по эту сторону
тьмы. Казалось, если расчистить всю икону до конца, с ликом, с мечом и с горо
дом, с этими жемчугами, то от всей-то иконы сделалось бы светлее и здесь. По
ка же мы как зачарованные в приоткрывшуюся щелочку смотрели вдаль, в шес
тнадцатый век, где было ярко и ослепительно до рези в глазах.
После всего увиденного я мог задать и осмысленный вопрос, а именно: как та
м, на месте, у старушки на чердаке или в чулане или, скажем, в полуразваливш
ейся церкви, узнать: скрывается на иконе старая живопись или нет ничего, к
роме поздней краски и обыкновенной доски?
Ц По доске-то и узнавать. По живописи разве узнаешь? Бывает, написаны так
ие голубенькие херувимы, такие умилительные ангелочки, хоть сейчас на от
крытку. Девятнадцатый век Ц никаких сомнений. А посмотришь на обратную
сторону доски, на ее бока, на ее торцы, и видишь, что доска гораздо старее жи
вописи. Значит, под открыточными ангелочками скрывается старина.
Ц Да почему видно, что доска старее, чем живопись? Должны же быть какие-ни
будь определенные признаки?
Ц Это, знаете ли, целая наука. Действительно, признаки существуют. Допуст
им, на фотографии изображен человек, и нужно определить, какого он времен
и. Смотрим Ц широкие штаны. Конечно, и теперь, в шестидесятых годах, можно
встретить мужчину в широченных брюках. Но все же широченные брюки свойст
венны предвоенному десятилетию. Единственного признака мало, можно оши
биться. Ищем другие признаки. До войны мужчины ходили с бритыми шеями. До в
ойны галстуки завязывали огромными аляповатыми узлами. До войны в ворот
ничок около галстука вставляли запонки на цепочке… В шестидесятых года
х, например, было время, когда на пиджаке делали сзади один разрез, а потом
стали делать два. Так, по целому ряду совпадающих признаков можно точно о
пределить, какого времени мужчина перед нами. Так же определяется век ик
онной доски. Обработка задней стороны, метод соединения нескольких досо
к в одну, характер шпонок, их отдаленность от торцов доски, толщина ее, про
порция ее, да мало ли. Вот, например, ковчег. Вы видите, что на иконе сделано,
почти во всю ее площадь, небольшое, на несколько миллиметров, углубление.
По краям оставлены выпуклые поля. Углубление называется ковчежек. Один и
з первых и характерных признаков древности. Правда, в девятнадцатом веке
мастер, подражая старине, мог сделать икону с ковчежком. Но в шестнадцато
м веке без ковчежка Ц не мог. Так что, если захотите, с нашей легкой руки, об
завестись иконой, в первую очередь смотрите на ковчег. Кстати, вы ведь на л
ето уезжаете к себе во владимирские места в деревню. Нет ли там у вас нераб
отающих, разоренных церквей?
Ц Как это нет?
Ц Может быть, мы с Ниной приехали бы на недельку, побродили бы по окрестн
остям. Поучили бы вас отличать старинную икону от нестаринной…

3

Приехав в родное село, я занялся обычными для моего деревенского житья д
елами. Оборудовал рабочее место, то есть убрал со стола все лишнее, остави
в только стопу чистой бумаги и чернильницу, с первого дня начал ходить ку
паться, в первый же день побывал в лесу. На другой день с утра появились на
моем столе исписанные страницы.
Ничего не переменилось в моем образе жизни по сравнению с прошлыми годам
и, но что-то переменилось во мне самом. Так, например, в дом к своему соседу,
дяде Никите Кузову, я заходил бесчисленно, начиная с десятилетнего возра
ста, но я ни разу не замечал, что у него в переднем углу.
Дядя Никита только что «вышел из круга», из жестокого месячного запоя, а м
не нужно было наточить пилу.
Ц Здравствуй, дядя Никита, как живешь?
Ц Сам знаешь, выхожу на прямую линию. Мне бы теперь третье число.
Ц Чем же третье число лучше двадцатого?
Ц Пензия. Почтальонша принесет и вручит.
Ц Дядя Никита, а ты смог бы мне наточить пилу?
Ц Пилу?
Ц Ну да, пилу, а то затупилась, не режет.
Ц Почему же не наточить.
Ц Наверно, тяжело после круга-то, руки будут дрожать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62