А с военными случай был.
- С какими военными?
- Тут связистки у нас с неделю стояли. Молоденькие, веселые - известно дело, на отдыхе. А в лесу грибов, ягод полно. И вот пошли двое, да не вернулись…
- Давно это?
- Дней десять уже. Стали искать их - метров за триста от опушки нашли, вот там. - Васюков взглядом указал на стену, где висел автомат. - Снасиловали их и убили. Обмундирование забрали и документы.
- Кто же убил?
- А кто знает… После приехали энкэвэдэ с Лиды. Пограничники. На трех машинах, с собаками. Осматривали лес, перестрелка была - будто нашли кого-то и побили. Опять же, говорят, кто-то на мине подорвался. Но точно не знаю: проческу, значит, от нас начали, а больше не приходили. Должно, так лесом на Каменку и вышли.
- Это было, говорите, с неделю назад. А вот в последние дни, вчера или позавчера, вы здесь незнакомых людей не встречали?.. Военнослужащих… не видели? Я почему спрашиваю, - пояснил капитан, - кроме меня, посланы еще три группы квартирьеров. Так если мы для постоя одни и те же деревни присмотрим или хутора, ерунда ведь получится.
- Понятно… Нет, насчет квартир последние дни не обращались… А видеть двух командиров вчера видел. Мусить, и с вашей части, - неуверенно заметил Васюков. - Но ко мне они не приходили.
- А где вы их видели, в деревне?
- Нет. Я вчера тут спор улаживал. Тесинского и Семашко. Из-за межи разодрались. Пошли, значит, на поле, вот сюда. - Васюков рукой показал за спину. - Обмерили все, столб зарыли. Ну, и после дела, как водится, хлеб-соль: бимбера бутылку распили. Сидим у копешек, закусываем. И вижу, от леса идут двое. Командиры. Мусить, и с вашей части.
- Когда это было, в котором часу?
- Вечером. Перед заходом. Часов в восемь, должно…
- А какие они из себя? Как выглядят?
- Обыкновенно. Один постарше вроде и поплотнее. Он, впереди шел. А другой - худой, моложе, видать, этот подлиньше.
- Тот, что постарше, смуглый такой, носастый?! Это же Лещенко! - обрадованно сказал Алехин, называя первую пришедшую на ум фамилию. - Капитан! В хромовых сапогах и в кителе. У него еще фуражка с матерчатым козырьком.
- Там метров двести, ежли не больше. Разве звание разберешь? Но только в пилотках они оба и в гимнастерках. Это точно.
- Может, Ткачев и Журба? - словно размышляя вслух, проговорил Алехин. - Они что же, из леса вышли? А вещи у них с собой какие-нибудь были?
- Когда я увидел, они шли от леса. А были они там или нет - не знаю. И вещей не видел. У одного, должно, плащ-палатка в руке, а у другого… вроде совсем ничего…
- А эти, Тесинский и Семашко, их видели? Может, они лучше разглядели?
- Нет. У меня глаз дальний. Ежли я не увидел, а те-то и подавно. Это точно.
Они поговорили еще минут десять; Алехин понемногу уяснил большинство интересовавших его вопросов и соображал: ехать ли отсюда прямо в Каменку или заглянуть по дороге на хутора, расположенные вдоль леса.
Васюков, под конец разговорясь, доверительно рассказал о знакомом мужике, имеющем «аппарат», и, озорновато улыбаясь, предложил:
- Ежли придется вам здесь стоять - съездим к нему обязательно! У него первачок - дух прихватывает!
У Алехина, к самогону весьма равнодушного, лицо приняло то радостно-оживленное выражение, какое появляется у любителей алкоголя, как только запахнет выпивкой. Сдерживаясь, чтобы не переиграть, он опустил глаза и согласно сказал:
- Уж если стоять здесь будем - сообразим. Непременно!
Он поднялся, чтобы уходить, - в это мгновение груда тряпья на печи зашевелилась. Посмотрев недоуменно, Алехин насторожился. Васюков с помощью костылей подскочил к печке, потянулся как мог и, сунув руку в тряпье, вытащил оттуда и быстро поставил на пол мальчонку примерно двух с половиной лет, беловолосого, в стираной-перестираной рубашонке.
- Сынишка, - пояснил он.
Выглядывая из-за ноги отца и потирая кулачком ясные голубоватые глазенки, ребенок несколько секунд рассматривал незнакомого военного и вдруг улыбнулся.
- Как тебя зовут? - ласково и весело спросил Алехин.
- Палтизан! - бойко ответил малыш.
Васюков, улыбаясь, переступил в сторону. И только тут Алехин заметил, что у мальчика нет левой руки: из короткого рукава рубашонки выглядывала необычно маленькая багровая культя.
Алехин был несентиментален и за войну перевидел всякое. И все же ему сделалось не по себе при виде этого крошечного калеки, с такой подкупающей улыбкой смотревшего ему в глаза. И, не удержавшись, он проговорил:
- Как же это, а?
- В отряде был. В Налибоках зажали нас - осколком мины задело, - вздохнул Васюков. - Ну, умываться! - велел он сынишке.
Мальчуган проворно шмыгнул за перегородку.
- А жена где? - поинтересовался Алехин.
- Ушла. - Переставив костыли, Васюков повернулся спиной к Алехину и шагнул за перегородку. - В город сбежала. С фершалом…
Опираясь на костыль и наклонясь, он лил воду из кружки, а малыш, стоя над оббитым эмалированным тазиком, старательно и торопясь тер чумазую мордаху ладошкой.
Алехин в душе выругал себя - о жене спрашивать не следовало. Ответив, Васюков замолчал, замкнулся, и лицо у него стало угрюмое.
Умывшись, мальчик поспешно утерся тем самым полотенцем, каким отец вытирал скамью для Алехина, и проворно натянул маленькие, запачканные зеленью трусики.
Его отец тем временем молча и не глядя на Алехина отрезал краюшку хлеба, сунул ее в цепкую ручонку сына и, сняв со стены автомат, повесил себе на грудь.
Алехин вышел первым и уже ступал по росистой траве, когда, услышав сзади сдавленный стон, стремительно обернулся. Васюков, стиснув зубы и закрыв глаза, стоял, прислонясь к косяку двери. Бисеринки пота проступили на его нездорово-бледном лице. Ребенок, справлявший у самого порога малую нужду, замер и, задрав головку, испуганно, не по-детски озабоченными глазами смотрел на отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22