Американец вернулся в отель и поговорил с женой. Он и Педуцци вышли на дорогу. У американца через плечо висела сумка. Педуцци увидел американку в альпийских ботинках и синем берете. На вид она была так же молода, как и муж. Она пошла за ними, неся в руках разобранные удочки. Педуцци не нравилось, что она идет так далеко позади.— Синьорина, подойдите к нам, — сказал он, подмигивая молодому человеку, — пойдемте все вместе. Синьора, подойдите сюда. Давайте пойдем вместе.Педуцци хотелось, чтобы они все вместе прошли по улицам Кортино.Американка шла позади с недовольным видом.— Синьорина, — нежно позвал ее Педуцци, — подите сюда, к нам.Муж оглянулся и что-то крикнул ей. Она прибавила шагу и поравнялась с ними.Со всеми прохожими, попадавшимися им на главной улице городка, Педуцци усердно раскланивался, снимая шляпу.— Buon'di, Arturo![ Добрый день, Артур! (итал.)

]Банковский служащий уставился на него из дверей кафе. Кучка людей, стоявших около магазинов, глазела на троих проходивших. Рабочие с постройки нового отеля в блузах, измазанных известкой, разглядывали их. Никто не заговаривал с ними и не кланялся, кроме нищего, худого старика с заплеванной бородой, который приподнял шляпу, когда они поравнялись с ним.Педуцци остановился около магазина, где в окне стояло много бутылок, и достал из бокового кармана своей старой военной шинели пустую бутылку из-под граппы.— Чуточку винца, немного марсалы для синьоры, самую малость винца.Он размахивал бутылкой. Вот выдался денек!— Марсала. Вы любите марсалу, синьорина? Немного марсалы.У американки был недовольный вид.— Очень нужно было тебе с ним связываться, — сказала она мужу. — Я не понимаю ни одного слова. Он же пьян.Молодой человек делал вид, что не слышит Педуцци, а в то же время думал: какого черта далась ему эта марсала? Это ведь любимое вино Манси Бирболи.— Geld[ деньги (нем.)

], — произнес в конце концов Педуцци, хватая американца за рукав.Он улыбнулся, не смея быть настойчивым, но желая заставить американца действовать.Молодой человек вынул бумажник из кармана и протянул ему десять лир. Педуцци поднялся по ступенькам в лавку, где на вывеске было написано: «Продажа местных и заграничных вин». Лавка была заперта.— Закрыта до двух часов, — неодобрительно сказал какой-то прохожий.Педуцци спустился по ступенькам.— Не беда, — сказал он. — Достанем в «Конкордии».Они все рядом пошли по дороге, направляясь к «Конкордии». На крыльце «Конкордии», где были свалены заржавленные санки-бобслей, молодой человек спросил у него:— Was wollen sie?[ Что угодно? (нем.)

]Педуцци протянул ему бумажку в десять лир, сложенную в несколько раз.— Ничего, — сказал он. — Так, что-нибудь.Он растерялся.— Может, марсалу. Я не знаю. Марсалы бы…Дверь «Конкордии» захлопнулась за американцем и его женой.— Три рюмочки марсалы, — сказал американец продавщице, стоявшей за стойкой.— Две, хотите вы сказать? — спросила девушка.— Нет, — ответил американец, — три: одну для vecchio[ старик (итал.)

].— О, — сказала она, — для vecchio? — и засмеялась, доставая бутылку. Потом налила мутную жидкость в три рюмки.Американка сидела у стены, на которой висели газеты. Муж поставил перед ней рюмку.— Выпей немножко. Может быть, тебе будет лучше.Она молча смотрела на рюмку. Американец вышел из комнаты с рюмкой для Педуцци, но не нашел его.— Не знаю, где он, — сказал он, входя обратно в комнату и держа рюмку в руке.— Ему бы четверть, — сказала жена.— А сколько стоит четверть литра? — спросил американец продавщицу.— Белого? Лира.— Нет, марсалы. И это туда же, — сказал он, протягивая ей рюмку, которая предназначалась для Педуцци, и свою.Девушка стала лить вино через воронку.— А теперь нужно бутылку, чтобы захватить вино с собой, — сказал американец.Продавщица пошла искать бутылку. Все это ее очень забавляло.— Мне очень жаль, что у тебя испортилось настроение, Тайни, — сказал американец. — Очень жалею, что поднял этот разговор за завтраком. В сущности, мы говорили об одном и том же, но с разных точек зрения.— Какая разница? — сказала она. — В конце концов, мне безразлично.— Тебе не холодно? — спросил он. — Почему ты не надела второй свитер?— На мне уже и так три.В комнату вошла продавщица с узкой темной бутылкой в руках и вылила туда марсалу. Американец заплатил еще пять лир. Они вышли. Продавщицу все это забавляло. Педуцци прохаживался взад и вперед в конце улицы, где было не так ветрено, держа в руках удочки.— Пойдем, — сказал он. — Я понесу удочки. Что за беда, если кто-нибудь нас увидит? Нас никто не тронет. В Кортино меня никто не тронет. Я всех знаю в municipio[ городской совет (итал.)

]. Я бывший солдат. Все в городе любят меня. Я торгую лягушками. Ну что же, что запрещено удить рыбу? Наплевать! Сущая ерунда, Не волнуйтесь. Крупная форель, говорю я вам, и сколько угодно.Они спустились с холма к реке. Город остался позади. Солнце спряталось, и накрапывал дождь.— Вот там, — сказал Педуцци, показывая на девушку, стоявшую на пороге дома, мимо которого они проходили, — meine Tochter[ моя дочка (нем.)

].— Какой доктор? — сказала американка. — Разве он хочет показать нам своего доктора?— Он говорит Tochter, — сказал американец.Девушка, на которую показывал Педуцци, вошла в дом.Они спустились с холма через поле, потом повернули и пошли вдоль берега реки. Педуцци говорил быстро, многозначительно подмигивая. Они шли рядом, и американка чувствовала, как от Педуцци пахнет вином. Один раз он даже толкнул ее локтем. Он говорил то на диалекте Ампеццо, то на немецко-тирольском диалекте. Он никак не мог сообразить, какой же язык его спутники лучше понимают, и поэтому говорил на обоих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34