* * *

– О да, вот он весь, наш великий паладин, источник вселенского добра и света. Защитник беременных женщин, престарелых детей и умалишённых эльфов! Он даже добро умудряется делать так, что его убить хочется… Медленно и мучительно, – добавила Аниаллу, сверкая зеркальцами острых коготков. По цвету её ногтей, обычно коричневато-перламутровых с розовым оттенком, Ирсон понял, что алайка действительно с радостью провела бы ночку в компании полуэльфа… где-нибудь в пыточных подземельях замка тагарского Ордена. – Везёт же этому к'тшансс, – по-танайски ругнулась Аниаллу. – Ну если бы он попался мне, я бы его из когтей не выпустила и ещё зубами придержала, чтоб не дёргался.
Что уж могли не поделить алайская тал сианай и дурной полуэльф, оставалось для Ирсона загадкой.


* * *

Много лет назад уже хорошо знакомые с Энбри Ирсон и Этир сели и, дурачась, придумали классификацию существ относительно «великого рыцаря», но ни под одну из категорий, на которые они разделили обитателей Энхиарга, Аниаллу не подходила.
Первая категория называлась «счастливые» – в неё входили существа, которые ничего не слышали об Энбри, и те, до кого дошли кое-какие сплетни, но никто из их знакомых не был напрямую знаком с полуэльфом.
Вторыми были «очарованные» – в этой группе никто долго не задерживался. Это были те, кто находились под властью его обаяния и не верили ничему, что говорили про Энбри: опьянённые рассказами о подвигах Энбри восторженные юнцы, неуверенные в себе существа, которым казалось, что рядом с таким могучим и известным рыцарем они приобретут вес среди своих друзей. Здесь же некоторое время присутствовали и короли, предводители восстаний, и множество их подчинённых, а также просто знакомые эльфы, люди и танаи. К этой группе, равно как и к первой, Аниаллу не принадлежала по очевидным соображениям.
Тех, кто прекрасно знал, что всё рассказанное про Энбри – правда, и даже сам пострадал от него, но по тем или иным причинам не прекращал с ним общаться, – также можно было разделить на две группы: «благородные» и «равнодушные».
К «благородным» относились два его брата, сестра, отец и ныне покойный принц Каниралийский, чьей кормилицей была мать Энбри, тоже покинувшая этот мир. Никто из них не мог отвернуться от Энбри: одни были его родственниками, и врождённое эльфье благородство не позволяло им отречься от пусть и позорящего их род отпрыска, а несчастный принц имел по молодости глупость поклясться полуэльфу в вечной дружбе.
«Равнодушными» же были несколько десятков таких же как Энбри шалопаев, прожигающих жизнь почём зря. Им не было никакого дела до способности Энбри втягивать друзей в неприятности – они и сами из них не вылезали. Они не принимали участия в безумных проектах полуэльфа, а если вдруг такое и случалось (с теми же печальными для них последствиями), то смотрели на это, как на заурядное происшествие, и никакого опыта из него не извлекали.
Хотя, пожалуй, и себя Ирсон тоже мог бы причислить именно к этой группе. Он всегда терпеливо и внимательно выслушивал план очередного благодеяния Энбри, которое несомненно должно было осчастливить весь Бесконечный. Полуэльф рассказывал об этом неизменно страстно и, как порой начинало казаться, искренне, но Ирсон никогда не поддавался искушению присоединиться к Энбри в его благородном порыве. Танай знал, что свет новой идеи, которая захватила Энбри, может угаснуть даже прежде, чем он начнёт выполнять задуманное, и если Ирсон впутается в это дело, то последствия в полной мере лягут на его плечи, чего танай, разумеется, не желал. Он не прогонял полуэльфа, но и не считал его своим другом, оставаясь равнодушным к его бедам.
Аниаллу же можно было бы причислить к тем, кто сам лично или чьи друзья уже успели пострадать от полуэльфа и охотились на длинноухого обормота, если бы не тот факт, что для того, чтобы попасть в эту, четвёртую, категорию, которая называлась «прозревшие», надо было побывать во второй. А в то, чтобы сианай поддалась на обман эльфа или, уж тем более, оказалась под властью его речей, танай не мог поверить. Впрочем, Аниаллу притягивали чужие страдания. Она не могла бездействовать, когда видела сокрытые в ком-то способности и таланты, которым мешают развиться. Бед у Энбри было больше, чем у кого другого, а жаловаться на то, что злая судьба мешает ему реализовать огромный потенциал его возможностей, Энбри не переставал ни на секунду. Это и могло когда-то заставить Аниаллу помогать полуэльфу, за что он отплатил в свойственной ему манере. Но по мнению Ирсона, Аниаллу не могла не заметить, что созданный полуэльфом образ мученика за правду был лишь пылью, которой можно запорошить глаза слабым и неразумным существам, не умеющим видеть сердцем.
Он не понимал также, почему, раз полуэльф так мозолит Аниаллу её светлые очи, могущественная тал сианай не прикончит его, чем сделает большое одолжение сотням существ своего мира? Ирсон даже как-то подумал, а не течёт ли в жилах Энбри алайская кровь? Больше того, он осмелился спросить об этом Аниаллу, но она, наморщив нос как от дурного запаха, сразу же отмела это предположение. Впрочем, девушка могла и лгать, что совсем не удивительно: ну кто захочет признать, что в жилах этого героя бесконечных сплетен и полуприличных легенд течёт кровь твоего народа?
В общем, Ирсон никогда больше не расспрашивал Аниаллу об этом, а сама алайка тоже не начинала этот разговор. Если же это делал кто-то другой в её присутствии, она просто тихо негодовала, с какой-то нехорошей заинтересованностью выслушивая все те гадости, которые обрушивали на её бедные уши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23