Постепенно она вобрала в себя все остальные ноты, успокоила их, пока контрапункт не превратился в гимн, а тот не перешел в простые трезвучия. Мери снова перенесла Леофа в детскую, туда, где ему ничто не грозило, но голос изменился. На сей раз пела не мать, а отец. И только тогда наконец прозвучал последний аккорд.
Музыка смолкла, а по щекам Леофа текли слезы. Строго говоря, ученик, занимавшийся много лет, мог бы поразить учителя до слез таким сочинением. Но Леоф давал Мери уроки всего несколько месяцев! Однако ее дивная интуиция и чуткая душа воистину творили чудеса!
– Здесь приложили руку святые, – пробормотал он.
За время пыток он почти растерял свою веру в святых, по крайней мере перестал полагать, что им есть до него дело. Пальцы Мери, пробежавшие по клавишам, вновь перевернули его мир.
– Тебе не понравилось? – робко спросила она.
– Очень понравилось, Мери, – выдохнул Леоф, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. – Это… Ты могла бы сыграть это снова? Точно так же?
Девочка нахмурилась.
– Наверное… Я сейчас впервые это играла. Но оно осталось у меня в голове.
– Да, я знаю, что ты имеешь в виду, – проговорил Леоф. – Со мной так бывало. Но я никогда не встречал… Можешь начать сначала?
Мери кивнула, положила руки на клавиши и снова сыграла мелодию, нота за нотой.
– Ты должна научиться записывать свою музыку, – сказал Леоф. – Хочешь?
– Да, – ответила девочка.
– Очень хорошо. Тебе придется делать это самой. Мои руки… – Он беспомощно поднял их.
– Что с ними случилось? – снова спросила Мери.
– Это сделали плохие люди, – признался он. – Но их здесь больше нет.
– Я бы хотела увидеть тех, кто это сделал, – заявила Мери. – И как они умрут.
– Не говори так, – тихо сказал Леоф. – В ненависти нет правды, Мери. Она лишь причиняет боль.
– Я не против, чтобы мне было больно, если я смогу сделать больно им, – настаивала девочка.
– Возможно, – согласился Леоф. – Зато я против. А теперь давай учиться писать. Как называется твоя песня?
Девочка неожиданно смутилась.
– Она для тебя, – проговорила она. – «Песня Леофа».

Леоф пошевелился во сне, ему показалось, будто он что-то услышал. Он сел и попытался было протереть глаза, но тут же поморщился, вспомнив, что даже такое простое действие теперь стало для него сложным и даже опасным предприятием.
И тем не менее он уже давно не чувствовал себя так хорошо. Встреча с Мери стала для него даже более целительной, чем он смел надеяться. Разумеется, он не собирался делиться этой радостью со своими тюремщиками. Если они придумали очередную пытку – показать Мери, а потом отобрать ее у него, – у них ничего не выйдет. И не важно, что узурпатор сказал Леофу и что композитор ответил, – Леоф знал, что его дни сочтены.
Пусть даже ему не суждено снова увидеть девочку, его жизнь уже изменилась к лучшему.
– Знаешь, ты ошибаешься, – раздался шепот.
Леоф уже собрался снова лечь на свою простую кровать, но замер на месте, гадая, действительно ли слышал это или ему почудилось. Голос был очень тихий и хриплый. Может быть, это лишь шаги стражника в коридоре по вине воображения превратились в упрек?
– Кто здесь? – тихо спросил Леоф.
– Ненависть стоит усилий, – продолжал голос, на этот раз разборчивее. – По правде говоря, некоторые печи можно топить только ненавистью.
Леоф не мог определить, откуда доносится голос. Не из самой комнаты и не из коридора. В таком случае откуда?
Он поднялся, неловко зажег свечу и принялся изучать стены своей темницы.
– Кто говорит со мной? – спросил он.
– Ненависть, – услышал он в ответ. – Ло Хусуро. Думаю, я стал вечным.
– Где вы?
– Здесь всегда ночь, – проговорил голос. – А прежде было еще и тихо. Но сейчас я услышал столько прекрасного… Расскажи мне, как выглядит маленькая девочка.
Взгляд Леофа остановился в углу комнаты. Наконец он понял. Как же он глуп, что не сообразил раньше! Кроме двери в комнате имелось еще лишь одно отверстие – то, через которое поступал воздух. Это квадратное отверстие, шириной примерно в королевский фут, было слишком узким, чтобы в него пролез даже младенец.
Но не голос.
– Ты тоже пленник?
– Пленник? – пробормотал голос. – Да… Да, можно и так сказать. Мне мешают, мешают сделать то, что для меня важнее всего.
– И что же это? – спросил Леоф.
– Мщение. – Голос прозвучал совсем тихо, но теперь, когда Леоф стоял под самым отверстием, он слышал все отчетливо. – На моем языке это называется Ло Видейча. Для нас это больше чем слово – это целая философия. Расскажи мне о девочке.
– Ее зовут Мери. Ей семь лет. У нее каштановые волосы и ярко-голубые глаза. Сегодня она была в темно-зеленом платье.
– Она твоя дочь? Племянница?
– Нет, она моя ученица.
– Но ты ее любишь, – не унимался голос.
– Это тебя не касается, – отрезал Леоф.
– Верно, – ответил незнакомец. – Если бы я был твоим врагом, это знание стало бы оружием. Но, думаю, мы не враги.
– Кто ты?
– Нет, это слишком личный вопрос!.. Потому что ответ получится слишком длинным, и он целиком живет в моем сердце.
– А как давно ты здесь?
Последовал резкий смех, недолгая тишина, а потом признание:
….. Не знаю. Большая часть моих воспоминаний сомнительна. Очень много боли, и ни луны, ни солнца, ни звезд, чтобы сохранить вокруг меня мир. Я уплыл далеко-далеко, но музыка вернула меня. Может, у тебя есть лютня или читара?
– Да, в моей камере есть лютня, – ответил Леоф.
– А ты можешь мне что-нибудь сыграть? Что-нибудь, что напомнит мне про апельсиновые рощи и воду, струящуюся из глиняных трубок?
– Я ничего не могу сыграть, – признался Леоф. – У меня изуродованы руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174