С утра она была в своей спальне, наотрез отказавшись встретиться с матерью и обсудить последние приготовления к встрече жениха — графа Сергея Ратманова.
— Мама, я полностью полагаюсь на тебя, — твердо сказала дочь, не впустив мать дальше порога своей комнаты. — Мне глубоко безразлично, в каких ливреях лакеи будут встречать при входе в дом твоего будущего зятя. Я не хочу видеть его вплоть до венчания и прошу оставить меня одну хотя бы несколько часов!
Настя захлопнула дверь перед носом матери, и та, оскорбленная до глубины души подобной бесцеремонностью дочери, спустилась на первый этаж дома и окунулась в шумную сутолоку, всегда предшествующую таким важным событиям, как венчание в церкви и следующая за этим свадьба.
Прибывших на торжество гостей плохая погода не выпускала в приусадебный парк, они томились от безделья, слоняясь по дому, раздражая хозяйку бестолковыми вопросами и советами. К четырем часам пополудни Ольга Ивановна устала безмерно, но к встрече все было готово. И теперь два десятка дюжих лакеев в прекрасных новых ливреях, белоснежных париках, с напудренными лицами застыли по обе стороны парадного крыльца и вестибюля в ожидании приезда братьев Ратмановых. Чуть в стороне от въезда в усадьбу стояла в полной боевой готовности старинная пушка. И отставной солдат Тимофей Зубарев ждал сигнала, чтобы запалить фитиль и возвестить всей округе о том, что жених пересек границы имения своей невесты. Тут его должны были встретить юные красавицы в народных костюмах, спеть величальную молодому графу, поднести ему хлеб-соль и проводить под белы руки к парадному крыльцу, где уже ждала мать невесты в платье, специально к этому дню доставленном из Парижа. Прекрасный атлас цвета чайной розы выгодно подчеркивал свежесть кожи Меркушевой-старшей и необычайно шел к ее темно-карим глазам, которые оставались такими же прекрасными, как и двадцать лет назад.
Только ее строптивая дочь, никогда прежде не доставлявшая никаких хлопот, вдруг взбунтовалась и ни в какую не желала участвовать в этом «спектакле», который, по ее словам, разыграла мать, желая не ударить в грязь лицом перед богатым и влиятельным женихом. Но эта дуреха просто не понимает своего счастья и потому восприняла известие о неизбежной свадьбе как смертный приговор.
Ольга Ивановна вздохнула и, посмотрев на Ратибора Райковича, давнего, еще со студенческих времен, приятеля своего покойного мужа, сказала:
— Не знаю, что и думать, Ратибор! Горничная помогла Насте примерить подвенечное платье, а через десять минут она исчезла, будто испарилась! Уже где только ее не искали: и в оранжерее, и в парке… Все закоулки, весь дом обшарили…
— Успокойся, дорогая, — Райкович взял женщину за руку и подвел к изящному диванчику. — Посиди немного, отдохни! Пойми, девочке надо побыть одной. Вспомни себя накануне свадьбы. Неужели ты сама не испытывала тревоги, неужели не боялась предстоящей встречи со своим будущим мужем?
— По-моему, Настя сейчас думает только о том, как досадить мне! — Ольга Ивановна сердито поджала губы и снова выглянула в окно. — Что еще она задумала? С нее станется сотворить такое, что одной моей мигренью дело не кончится!
Стук в дверь заставил женщину замолчать, и она с надеждой посмотрела на Райковича.
— Пожалуйста, Ратибор, открой! Вероятно, это дворецкий с новостями о поисках Насти.
— Терпеть не могу твоего дворецкого! — с негодованием проговорил Ратибор, но направился к дверям. — У тебя, ma chere, поразительная способность окружать себя людьми, которые ничего, кроме неприятностей, не приносят.
— Что ж, в чужом глазу немудрено и соломинку заметить, особенно, если в собственном бревно торчит, — парировала Меркушева, но Райкович то ли сделал вид, то ли вправду не расслышал ее ядовитого замечания. Толкнув створку двери, он молча вернулся к дивану и, вытащив свою видавшую виды трубку, принялся набивать ее табаком.
Ольга Ивановна поспешила навстречу дворецкому.
— Что скажешь, Антон? Нашли ли Настю?
— Боюсь, что у меня для вас плохие новости, барыня, — произнес угрюмо Антон и опустил глаза. — Барышня была на конюшне, велела оседлать свою Звездочку. Конюхи говорят, что на этот раз она была не в обычном костюме для верховой езды, а в платье, и, похоже, в подвенечном…
— О господи, что такое? — Ольга Ивановна в растерянности оглянулась на Райковича. — Неужели она вздумала бежать?
— В подвенечном платье? — скептически скривился тот. — Очередной каприз, и только. Думаю, через четверть часа появится твое непослушное чадо, так что не нервничай, дорогая!
— Но как же не нервничать?! — вскричала Меркушева со слезами в голосе. — Виданное ли дело — скакать по полям в подвенечном платье! Что от него после этого останется?!
— Что-нибудь да останется! — философски заметил Райкович и выпустил изо рта струйку дыма. Заметив взгляд дворецкого, произнес, побагровев от раздражения:
— Что уставился, мужлан? Тебе более дел нет, как околачиваться в гостиной барыни?
— Остынь, Ратибор, — остановила его Ольга Ивановна. — Ты опять с ног до головы в табаке и в пепле. Неужели нельзя обращаться со своей трубкой аккуратнее?
— О, и это все? — недовольно сморщился Райкович и принялся отряхивать с праздничной одежды пепел, недовольно-ворча:
— Провинциальный болван, проклятая деревенщина. Совсем не хочет понять, где его место.
— Барыня, — дворецкий, похоже, даже ухом не повел на столь нелестную для него характеристику и обратил свой взор на хозяйку, — граф Ратманов только что приехал и желает лично поговорить с вами.
— Как! — вскричала Меркушева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125