– До чего безукоризненный офицер, – с издевкой протянула она. – Как прискорбно, что вам не хватает манер джентльмена.
У Адриана заметно дрожала рука, когда он доставал из чехла бритву. Он понимал, чего добивается Кортни, и знал, для чего она его дразнит, но не мог ничего придумать, чтобы остановить ее, и прежде чем снова наклониться над умывальником, ему пришлось преодолеть еще один особенно свирепый приступ головной боли.
– Не хотите, чтобы я побрила вас?
– Благодарю. – Он взглянул на ее отражение в зеркале. – У меня нет желания приносить в жертву свое горло.
– Вовсе не на вашем горле я с величайшим удовольствием испробовала бы бритву, – сухо заметила она, отходя от двери.
Баллантайн поймал в зеркале взгляд изумрудных глаз и беспомощно нахмурился, а Кортни лишь улыбнулась и забрала бритву у него из рук.
– Сядьте, Янки, пока не упали. Если бы мне нужна былажертва, поверьте, я могла бы сделать это ночью... или утром, когда вы спали.
Он колебался, наблюдая за ней сквозь щелочки глаз, а потом пальцы сомкнулись вокруг запястья Кортни и отобрали острое лезвие.
– Тем не менее, если не возражаете, закончим эту маленькую сцену семейной преданности. Вы, по-моему, переигрываете, стараясь быть полезной.
Кортни пожала плечами, но не сделала попытки освободить руку. Баллантайн, нахмурившись, смотрел на нее, как будто существовал какой-то скрытый смысл, который он упустил, что-то, что он должен был понять. Но что бы это ни было, оно ускользнуло от него, и Адриан выпустил руку Кортни и снова повернулся к зеркалу. Оставив несколько порезов и не выбрив как следует подбородок, он ополоснул лицо и насухо вытер его полотенцем.
– Пожалуйста, заканчивайте одеваться. Я хочу навестить Мэтта, прежде чем заняться другими делами.
– Какими другими делами? Вы же под арестом, разве нет? – И когда ни ответа, ни возражения не последовало, Кортни выдвинула собственные умозаключения: – Зачем тогда в коридоре стоит охранник? Зачем вчерашний ром и непонятная жалость к самому себе? – Замолчав, она смотрела, как Баллантайн убирает бритву. Заметив ее интерес к этой вещи, он заткнул ее за пояс, вместо того чтобы снова доверить шкафу, и Кортни весело улыбнулась. – Вы, видимо, не слишком обеспокоены. Арестом, я имею в виду.
– Я умею скрывать эмоции, – криво усмехнулся он.
– Это не так уж трудно, когда ничего другого не остается.
Адриан вздохнул и на мгновение закрыл глаза, а когда снова открыл их, Кортни вместо капитуляции, которую надеялась увидеть в них, встретилась с серо-стальной угрозой.
– Я буду нести ответственность за то, что произошло этой ночью, – отчеканил он. – Я даже'могу зайти настолько далеко, что скажу: «Вы победили». Вы правы, я вел себя как слизняк, именно так, как вы сказали. Это так, но до поры до времени. Еще одна ваша очаровательная острота или насмешка, и я могу изменить свое мнение. Я могу подумать: «Черт, все уже свершилось, так стоит ли останавливаться? Она, вероятно, получила удовольствие, иначе не просила бы еще».
Кортни почувствовала, как у нее загорелись щеки, смущенно попятилась и в стремлении поскорее отступить едва не опрокинулась на морской сундук.
– Полагаю, мы поняли друг друга? – Дождавшись от нее неохотного кивка, Баллантайн достал льняной шейный платок и бросил его Кортни. – Завяжите себя, – строго приказал он. – И сделайте что-нибудь со своими волосами, чтобы они не выглядели такими... – Он покрутил в воздухе рукой, не в силах заставить себя произнести слова, которые приходили ему в голову: красивыми, привлекательными, соблазнительными. Мягкие блестящие взъерошенные завитки вызвали у него еще одно воспоминание о прошедшей ночи, воспоминание о лишающем сил забвении, о том, как он погружал губы в нежный аромат и чувствовал, что податливое тело с жадностью выгибается ему навстречу.
Эта картина настолько ошеломила его, что он долго смотрел в изумрудные глаза. Она назвала это изнасилованием, и у него не было оснований ей возражать... однако образы упорно настаивали на своем. Страсть. Глубокое, обоюдное удовлетворение. Или, может, испытывая вину, он отчаянно искал способ оправдать собственные действия?
Первой пошевелилась Кортни. Нагнув голову, она сосредоточилась на том, чтобы затянуть вокруг груди ненавистную повязку, и, закончив, снова обрела некоторую уверенность в себе.
– Ваш капитан, похоже, он из тех, кто обожает военные суды.
– Он обожает запугивание.
– И он пугает вас? – Кортни подняла голову.
– Да, меня пугает то, что он представляет собой. Жестокость, несправедливость, автократия.
– Авто?..
– Власть, опирающаяся на страх. Британский военный флот преуспел в искусстве использования тактики телесных наказаний и голодания, чтобы добиться повиновения от своих моряков. У меня была надежда улучшить нашу судьбу хотя бы при помощи собственного примера, если уж больше нечем.
– Мой отец один раз был взят на борт британского корабля бандой преследователей, – тихо заговорила Кортни. – Ему понадобилось три года, чтобы убежать, и потом на всю жизнь у него остались шрамы. У него не более высокое мнение и об американских кораблях, и о том, как на них обращаются с собственными моряками и пленниками, – жестко добавила она. – И когда он увидит, что вы сделали со Змеиным островом... Что ж, вам стоит предупредить своих наблюдателей, чтобы они почаще оглядывались назад.
– На привидения? – холодно поинтересовался Баллантайн.
– На все, что способно отплатить вам, Янки. Адриан почувствовал, как в нем поднимается гнев, но решил, что нет смысла продолжать спор. Если ей хочется верить, что ее отец жив, пусть так и будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169