Маленький, остроносый и живой, в своей неизменной кожанке, Архипенко никогда не мог усидеть на одном месте, вечно куда-то торопился, а чаще всего занимался починкой реглана. Если бриджи Королева были предметом зависти, то этот реглан притчей во языцех. Он, наверное, еще до 1941 года отслужил свой срок, и теперь от него отрывались клочья, стоило только Архипенко зацепиться за что-нибудь. Архипенко его не зашивал - нитки не держали перегнившую кожу, - он просто склеивал лоскутки эмалитом.
- Давайте, здеся, перерисовывайте ЛБС, - повторил он, протягивая Королеву карту.
Он почему-то очень любил слово «здесь», вставлял его, где нужно и не нужно, и произносил по-особому - «здеся». К этому все привыкли и не обращали внимания.
Линия фронта оставалась несложной: все время тянулась по левому берегу Днепра, и только на участке от Дериевки до Домоткани красная линия отделяла узенькую полоску правого берега. Несколько расширялась эта полоска в районе сел Мишурин Рог и Бородаевка. Местность, судя по карте, там была низменная, а впереди, перед плацдармом, возвышались холмы.
- Тяжело там пехоте… - вздохнул Королев. - Нужно прикрыть так, чтобы хоть с воздуха не бомбили их. Там же наши люди дерутся…
С рассветом полк начал боевую работу. К линии фронта ушла третья эскадрилья, за ней - вторая. Подошло время вылетать и первой эскадрилье.
Первый боевой вылет. Как много надежд связывали с ним мы, молодые летчики! Но он не произвел особого впечатления. Даже разочаровал. Восемь истребителей пересекли Днепр вместе, в одном строю. Потом группа почему-то разошлась по парам, и я остался вдвоем с Королевым, потеряв остальных из виду. Внизу работали штурмовики. Изредка вблизи проносились истребители, но то были советские машины других типов. Фашисты в воздухе не показывались. Об этом говорило и молчание наземного командного пункта - командир их авиационного истребительного корпуса генерал-лейтенант Утин сидел с радиостанцией на плацдарме, но его позывной - «Гусев» - так и не прозвучал по радио.
С ним была установлена устойчивая радиосвязь. То и дело невдалеке от самолета появлялись белые и черные клубочки. Я догадался, что это разрывались снаряды немецкой зенитной артиллерии, но не обращал на них внимания: слишком уж безобидными выглядели эти комочки ваты. Вот и все… Мне показалось, что мы только начали патрулировать, а по радио уже передали команду идти на посадку. «И это весь боевой вылет?! - огорченно подумал я. - Так всю войну пройдешь и врагов не увидишь…» Хотя понятно, что до конца войны еще ой как далеко… Каждый день я читал в газетах об ожесточенных боях. Но молодость брала свое. Хотелось именно сегодня, сейчас встретиться с фашистами и драться, драться.
А тут - пустой вылет. Зря бензин жгли… Я не понимал еще всех тонкостей войны. Ведь своим присутствием над линией фронта истребители придали наземным войскам уверенности, что на них не обрушится удар с воздуха. И действительно, уберегли их от такого удара. Кто знает, если бы здесь не было наших истребителей, то, возможно, в воздухе сразу же появились бы небольшие группы и даже отдельные вражеские самолеты. Всего этого я не знал, будучи почему-то уверен, что немецкой авиации вообще нет на этом участке фронта и все сегодняшние вылеты прошли впустую. Однако после посадки пришлось изменить свое мнение. Вторая и третья эскадрильи вели тяжелые воздушные бои. Некоторые самолеты пришли с пробоинами, а Никифоров, Букчин и Козий не вернулись вовсе…
Жалкий вид представлял «ястребок», на котором летал на задание один из летчиков соседней эскадрильи. От носа до хвоста он был прошит очередью фашистского истребителя, в некоторых местах светился насквозь. Сам летчик уже несколько раз обошел машину, рассматривая пробоины, но не мог остановиться. Видимо, он все еще переживал перипетии воздушного боя. Я был удивлен живучести «Аэрокобры» -несмотря на такие повреждения, самолет не загорелся, не упал и летчик сумел довести его и посадить на свой аэродром, зарулить на стоянку.
Рядом вертелся Чугунов. Он о чем-то расспрашивал механиков, занятых ремонтом, все время оказывался у них на дороге, мешал. Механики недовольно посматривали на него, что-то, видимо, не очень лестное, бурчали себе под нос, но громко свое неудовольствие не высказывали. Все-таки офицер, летчик…
К костру Чугунов подошел своей обычной стремительной, слегка подпрыгивающей походкой и сразу начал, размахивая руками, рассказывать о ходе воздушных боев, проведенных другими эскадрильями, - он успел побывать на всех стоянках и расспросить летчиков. Теперь его так и распирало от добытых сведений.
- А Кошельков как даст!.. А Бекашонок развернулся и как врежет!..
Я почти не слушал Чугунова. «Чего он радуется?! Трое не вернулись, несколько самолетов пришли с пробоинами…»
- Почему так…
Что «так», я не договорил. Да и прошептал эти слова почти про себя. Но меня услышали. Очевидно, все думали о том же. Во всяком случае, Чугунов понял и сразу вскинулся, пытаясь скрыть испуг.
- Испугался? Вон Кошельков не испугался!
- Помолчи ты, балаболка! - одернул Королев Чугунова и повернулся ко мне. - Не вешай носа. Не сразу Москва строилась. Ты думал, десятками немцев сбивать будем, а сами целыми возвращаться?
- Да я знаю, так не бывает…
- И не может быть. Вы ж пришли только в полк. Опыта нет. Боев никогда не вели. Даже не видели живых «худых» и «Фоккеров».
Виктор свернул цигарку, закурил и продолжал:
- Слетанность плохая. Ведомый и без команд по радио должен знать, что хочет сделать ведущий. А у нас как? Вы на севере в Иваново получали матчасть, тренировались, а мы, фронтовики, на юге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72