лошади для него дороже всего на свете. Он хотел купить каких-то новых скакунов и как-то усовершенствовать конюшни. Детали повторить не могу, так как плохо в этом разбираюсь.
Дядя Ричард никогда не был женат, детей нет. Периодически у него появляются молодые дамы, обязательно интересующиеся лошадьми. С другими он просто не может иметь никаких отношений. Ему с ними не о чем говорить. По-моему, я единственное исключение, но я все-таки родственница, причем ни на что не претендующая из имущества Ричарда. К тому же, по его собственному признанию, он гордится родством со мной. У него в свое время был конфликт с моим отцом, у меня тоже был конфликт с отцом (и они периодически повторяются): отец грозился лишить меня наследства, я поехала в Чечню, участвовала в переговорах с террористами и стала известной на весь мир (и очень высокооплачиваемой) журналисткой. В общем, у нас с дядей Ричардом есть о чем поговорить, кроме лошадей.
– Ты хочешь, чтобы я купила у тебя коллекцию и она осталась в семье? – уточнила я.
– Навряд ли ты ее купишь, – усмехнулся Ричард. – Я ее оценил. Как мне сказали, на аукционе потянет на двадцать пять, а то и тридцать миллионов фунтов стерлингов. То есть где-то пятьдесят миллионов долларов. Ты готова выложить такую сумму?
Я была не готова, и ее у меня просто не было. У моего папочки, подозреваю, есть (нашей семье, то есть в данный момент моему родителю, принадлежит сеть известных ювелирных магазинов и мастерских), но станет ли он их выкладывать?
Или Ричард имеет в виду моего русского возлюбленного, алмазного короля Алексея? Тот точно наберет. Я спросила прямо.
– Нет, Бонни. Ты не поняла. То есть это я не сказал прямо. Я хочу, чтобы коллекция вернулась в Россию и стала частью национального достояния. Хочу, чтобы ее выставили в Эрмитаже и табличку повесили. Ну, что это от меня. Но не могу позволить себе ее подарить. Мне нужны деньги. На лошадей и на конюшни. В общем, как говорят русские, я хочу и на елку влезть, и не уколоться. И для этого мне нужна твоя помощь.
Ричард просил меня через моих русских знакомых организовать покупку коллекции государством Российская Федерация, причем широко распространять это через средства массовой информации. Это освещение в СМИ не позволит русским разворовать коллекцию. Ричард хотел, чтобы все, что он выставляет на продажу, оказалось в Эрмитаже и не ушло в частные руки.
Я не сомневалась, что мой шеф, главный редактор газеты «Зарубежный репортер», согласится освещать всю кампанию. Я также выступлю по английскому телевидению и радио. Русские друзья и знакомые организуют мое появление на российском телевидении и обеспечат перепечатку моих статей в русской прессе. Вот только не могла с ходу придумать, к кому обратиться с предложением покупки. Но считала, что это тоже решаемый вопрос.
Однако для конкретных разговоров с русскими мне требовалось точно знать, что предлагает Ричард.
Дядя пригласил меня провести следующие выходные у него в поместье, осмотреть и лично сфотографировать коллекцию.
– Лучше, если я приеду с фотографом из нашей редакции, – сказала я.
– Да, разумно, – согласился Ричард. – Должна быть профессиональная съемка.
* * *
Мой шеф в «Зарубежном репортере» тут же загорелся идеей, но так же, как и я, забеспокоился, что коллекцию могут растащить по пути к Эрмитажу и до музея она не дойдет или дойдет неполной. Поэтому будет очень важно освещать все этапы в СМИ.
У шефа возникла идея о предложении купить коллекцию русским олигархам (можно одному, можно нескольким в складчину), чтобы они потом сделали дар государству. И пусть службы безопасности олигархов обеспечивают доставку коллекции в Россию в целости и сохранности.
– Что русским олигархам пятьдесят миллионов долларов?! – воскликнул шеф. – Потратят и не заметят. А какой пиар! Должны быстро сообразить, что подобное отлично поработает на их имидж. Только нужно подумать, на кого именно выходить.
Первым мне на ум пришел опальный российский олигарх-диссидент Борис Сигизмундович Доброчинский.
Лет семь или восемь назад (сейчас уже сказать трудно), когда запахло жареным и Бориса Сигизмундовича возжелала видеть прокуратура, у него случился сердечный приступ. В сердечном приступе у пятидесятилетнего мужчины, ведущего не очень здоровый образ жизни и женатого на модели двадцати трех лет, конечно, ничего удивительного нет. Тем более если им вдруг начинает интересоваться прокуратура. Удивительным было течение болезни и выздоровление.
Врачи наотрез отказывались пустить представителей прокуратуры к одру. По их словам, это могло только ухудшить состояние больного, что, в общем, тоже не вызывает сомнений. Потом состояние больного ухудшилось до такой степени, что дальнейшее лечение в России не представлялось возможным даже в самой элитной клинике. В России нет необходимого оборудования, а завезти его вовремя даже с деньгами Бориса Сигизмундовича не успевали.
Нужное медицинское оборудование имелось в Англии.
Из Англии прилетел специальный санитарный самолет и обученный персонал, Бориса Сигизмундовича в самолет погрузили (без сотрудников прокуратуры и каких-либо других правоохранительных органов России) и переправили в Лондон, где он очень быстро пошел на поправку.
В дальнейшем Борис Сигизмундович очень активно рекламировал английскую медицину и во всех интервью (независимо от темы) выражал восторг ее уровнем.
С тех пор Борис Сигизмундович проживает в Англии и вроде бы лелеет мечту устроить в России переворот. По-моему, его совершенно не волнует, чьими силами он будет совершен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11