Лорд Дансени
Как некто пришел, в соответствии с предсказанием, в город Никогда


Книга чудес Ц 11



Лорд Дансени
Как некто пришел, в соответствии с предсказанием, в город Никогда

Ребенок, который играл среди террас и садов возле холмов Суррея, не знал, что именно он должен прибыть в Совершенный Город, не знал, что он должен увидеть подземелья, барбиканы и священные минареты самого могущественного из известных городов. Я думаю о нем теперь как о ребенке с маленькой красной лейкой, идущем по саду в летний день, сияющий над теплой южной страной; его воображение потрясено всеми рассказами о маленьких приключениях, и все это время его ожидает подвиг, которому дивятся люди.
Глядя в другом направлении, в сторону от суррейских холмов, в детские годы он созерцал пропасть, что, стена над стеной и гора над горой, ограждает Край Мира, и в бесконечных сумерках, наедине с Луной и Солнцем, охраняет невообразимый Город Никогда. Прочесть прихотливый узор его улиц и было суждено ребенку; пророчество подтверждало это. У него был волшебный повод, казавшийся потертой старой веревкой; старая странствующая женщина дала ему этот атрибут; он мог удержать любое животное, порода которого исключала покорность, вроде единорога, гиппогрифа Пегаса, дракона и виверна; но для львов, жирафов, верблюдов и лошадей волшебная веревка была бесполезна.
Как часто мы видели Город Никогда, это чудо из чудес! Не тогда, когда ночь царит в Мире, и мы не можем видеть ничего дальше звезд; не тогда, когда солнце сияет над миром, ослепляя наши глаза; но когда солнце висит в небе в некоторые штормовые дни, внезапно появляясь вечерами, и показываются те блестящие утесы, которые мы почти принимаем за облака, и сумерки нисходят с них, поскольку там всегда царят сумерки; а затем на сверкающих вершинах мы видим золотые купола, что возносятся над гранями Мира и кажется, танцуют с достоинством и спокойствием в нежном вечернем свете, который является обиталищем всякого Чуда. В этот час Город Никогда, непосещенный и далекий, взирает на свою сестру Землю.
Было предсказано, что он должен прийти туда. Об этом знали прежде, чем были созданы горы, и прежде, чем коралловые острова появились в море. И таким образом пророчество достигло исполнения и стало историей, и потом исчезло в Забвении, из которого я извлекаю весь этот рассказ, как будто вытягивая рыбу из воды. Гиппогрифы танцуют перед рассветом в верхних слоях атмосферы; задолго до того, как восход солнца вспыхнет на наших лужайках, они отправляются блистать в лучах света, который еще не достиг Мира; пока рассвет поднимается над истерзанными ветром холмами, и звезды чувствуют его, склоняясь к земле, пока солнечный свет не касается вершин самых высоких деревьев, – тогда гиппогрифы, озаренные светом, скрежеща оперением и сгибая крылья, скачут и резвятся, доколе не прибывают в некий преуспевающий, богатый, отвратительный город. И в тот же миг они возносятся над землей и улетают прочь от всего этого, преследуемые ужасным дымом, пока не достигают снова чистого синего воздуха.
Тот, кто в согласии с древним пророчеством должен прибыть в Город Никогда, спустился однажды в полночь со своим волшебным поводом к берегу озера, где гиппогрифы резвились на рассвете, поскольку почва там была мягка и они могли долго скакать, прежде чем оказались бы в городе; и там он ждал, укрывшись возле их тайных убежищ. И звезды немного потускнели и стали неясными; но пока не было и признаков рассвета, когда далеко во тьме ночи появились два небольших шафранных пятнышка, затем четыре и пять: это были гиппогрифы, танцующие и вертящиеся вокруг солнца. Другая группа присоединилась к ним, их теперь стало двенадцать; они танцевали, сверкая своей причудливой расцветкой, когда поворачивались к солнцу спинами, они спускались медленно, широкими кругами; на деревьях, выделявшихся внизу на фоне неба, чернели тонкие ветки; вот звезда исчезла в небесах, потом другая; и рассвет приблизился подобно музыке, подобно новой песне. Утки понеслись к озеру от еще темных полей, вдали раздались чьи-то голоса, вод обрела цвет, и тем не менее гиппогрифы сияли в свете, паря в небе; но когда голуби уселись на карнизах и первая пташка подала голос, и маленькие лысухи все вместе поднялись в воздух, тогда внезапно с громом оперения гиппогрифы спустились вниз, и, как только они снизошли со своих астрономических высот, чтобы окунуться в первые лучи солнечного света, человек, которому в давние времена было предречено судьбой прибыть в Город Никогда, прыгнул и поймал последнего своим волшебным поводом. Скакун рвался, но не мог освободиться, поскольку гиппогрифы принадлежат к древнейшей породе, и волшебство имеет власть над другим волшебством; так что человек натянул повод, и скакун подскочил снова к высотам, с которых прибыл, как раненное животное возвращается домой. Но когда они вознеслись на те высоты, отчаянный наездник увидел по левую руку огромный и величественный, предназначенный ему Город Никогда, и он созерцал башни Лел и Лека, Нирид и Акутума, и утесы Толденарба, сверкающие в сумерках подобно алебастровой статуе Вечера. К ним он повернул скакуна, к Толденарбе и пропастям; крылья гиппогрифа гремели, когда повод направлял его. О пропастях же кто может говорить? Их тайна нерушима. Некоторые считают, что они являются источниками ночи, и что темнота нисходит из них вечерами в наш мир; в то время как другие намекают, что знание о них могло бы уничтожить нашу цивилизацию.
И за ним непрерывно наблюдали из пропастей глаза тех, в чьи обязанности это входило;
1 2