— Милости прошу, — радушно пригласила миссис Холленберг и, заметив стоявшую перед домом машину, воскликнула: — Да вас, кажется, привез Гиб Спенсер?
Как поживаешь, Гиб?
Водитель резво выскочил из машины и взбежал на крыльцо.
— Хэрриет, примите мои самые искренние соболезнования… по поводу Евы.
— Спасибо, — просто ответила женщина, пожимая ему руку.
Гиб Спенсер, смущенно глядя на пассажиров, переминался с ноги на ногу, потом, запинаясь, пробормотал:
— Эти люди хотели видеть вас по поводу Евы. — И побрел назад к машине.
В ту же минуту взревел мотор, и такси помчалось по темной улочке.
— Я хотела бы знать о Еве как можно больше, — сказала миссис Холленберг, вводя гостей в маленькую прихожую. — Она ведь была моим единственным ребенком.
Но, как говорится, чему быть, того не миновать. Я послала коронеру телеграмму с просьбой доставить ее тело сюда. Мне кажется, Ева хотела бы найти вечный покой там, где она родилась.
Женщина провела гостей в старомодную гостиную, которой, очевидно, пользовались в особо торжественных случаях. Глаза у женщины были заплаканные, но она старалась не показывать своего горя.
— Я понимаю, — тихо проговорила она, — что моя скорбь не должна препятствовать той процедуре, которая необходима в таких случаях.
— Я не предполагал, миссис Холленберг, что до вас уже дошла эта печальная весть, — сказал Селби. — Когда я вылетал из Мэдисон-Сити, шериф только еще предпринимал попытки связаться с родственниками девушки.
— Мне это известно. Ваш шериф звонил своему здешнему помощнику и наводил справки о Еве Даусон.
Помощник хорошо знал Еву. Даусон — ее псевдоним.
Ей казалось, что это звучит лучше, чем Холленберг.
Помощник сообщил все сведения о Еве шерифу, и тот просил оповестить меня, а также передать, что вы выехали сюда.
— Мы сожалеем, что вынуждены потревожить вас, — извиняющимся тоном произнес Селби.
— Я ценю вашу деликатность, но что случилось, то случилось. Ничего не поделаешь. Общение с людьми мне помогает, к тому же я хотела бы знать подробности случившегося.
— Нам мало что известно, миссис Холленберг, но скажите: ваша дочь часто давала знать о себе?
— Да. Она писала мне регулярно. Уж в этом ей не откажешь… Не забывала родную мать… Поймите, я очень горжусь своей дочерью, и поэтому мне легче пережить утрату. Ева была очень хорошей девочкой. Я часто получала от нее письма. Она два раза приезжала домой и исправно присылала деньги. Вначале не очень большие суммы, и я подозреваю, что ей они были нужны больше чем мне… А потом, когда она уже кое-чего достигла, суммы возросли. Однажды она прислала больше трехсот долларов!
Селби бросил быстрый взгляд на Сильвию Мартин, и та поняла, что пора представиться.
— Не стану скрывать, миссис Холленберг, я журналистка и представляю газету «Мэдисон-Сити Кларион». Факты, которые я добываю, попадают в печать.
Окружной прокурор Дуг Селби занимается расследованием обстоятельств смерти вашей дочери. Если вы хотите сообщить ему что-то конфиденциальное… что-то, не предназначенное для опубликования… Одним словом, я не намерена злоупотреблять вашим доверием и пользоваться представившейся мне возможностью.
— Я вам чрезвычайно признательна, но мне нечего скрывать от прессы. Газеты конечно же будут много писать об этом случае. Шериф, звонивший из Мэдисон-Сити, мало что сообщил, но я поняла, что ее убил грабитель.
— Я думаю, миссис Холленберг, у вашей дочери, скорее всего, были враги, — заметила Сильвия.
— Трудно представить себе, что кто-то мог ненавидеть Еву. У нее везде были друзья.
— Десять дней назад в нее стреляли, — сказал Селби. — Она не писала вам об этом?
— Стреляли? — изумилась миссис Холленберг.
— Правда, — поспешно добавил Селби, — выстрел мог оказаться случайным. Здесь еще много неясного.
— Ева писала мне из частной клиники, что попала в автомобильную аварию, но легко отделалась, — сказала миссис Холленберг. — Ничего серьезного, — заверила она меня. Речь шла о незначительном дорожном происшествии. Возможно, кто-то все перепутал и сказал вам, что это…
— Вполне возможно, — согласился Селби, — но рана очень напоминала огнестрельную, и медики подтвердили это предположение. Ваша дочь никогда не заговаривала о самоубийстве?
— Самоубийство! Помилуй Бог! И думать не смейте, что Ева могла убить себя. Она была счастлива… Добилась успеха… Ее восхождение в Голливуде только-только начиналось!
— Она никогда не писала вам, чем, собственно говоря, занимается? — спросил Селби.
— Вообще-то нет. Что-то связанное с кино. Точно не знаю. Она только писала, что в ближайшее время я не увижу ее на экране, но что ее работа связана с киноаппаратурой. Я уверена, ее ждало блестящее будущее, не… случись…
Селби сочувственно кивнул.
— Ева… — Голос миссис Холленберг пресекся, — она была хорошей девочкой.
Селби снова понимающе кивнул.
— Заботливой дочерью, всегда писала мне и присылала деньги. Многие уехавшие в город девушки и не вспоминают об отчем доме. Они становятся такими высокомерными, у них городские замашки. Не успеешь опомниться, как они уже стыдятся своих родителей. Так-то.
— Я полагаю, вы сохранили ее письма?
— Нет, мистер Селби, я их не хранила.
— Ни одного?
— Ни одного. У меня нет привычки хранить письма. Как только отвечу, сразу сжигаю.
— А деньги она пересылала переводом или чеком?
— Переводом.
— Может быть, она присылала вам свои фотографии?
— Одну… да.
— И ее вы сожгли?
— Нет. Я отослала ее обратно.
— Когда?
— Несколько дней назад от нее пришло письмо, в котором она писала об автомобильной аварии и просила прислать ей фотографию на ее лос-анджелесский адрес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62