Я высказал ему свою уверенность, что книга обязательно должна быть
опубликована. Разговор шел по телефону... В его голосе я слышал сомнение вперемешку с какой-то тоской. Он бросил трубку буквально на полуфразе, а перезванивать я не решился.
И только через два года, в конце 1998-го, он позвонил мне и поведал, что решился на публикацию. Книга выйдет в России, и только в России, — так он мне это преподнес, так он написал это в своем предисловии к этой книге. Когда я пишу эти строки, он ищет издателя, который бы его устроил. Обещал прислать парочку сигнальных экземпляров, как только они выйдут из типографии...
Лично на меня монологи Стоменова произвели сильнейшее впечатление. Эта книга изменила многие мои представления об этом мире. Иногда говорят — вот, я прочитал какую-то книгу, и она перевернула меня! Я скажу иначе — не мир перевернулся для меня, нет, — я сам начал крутить и переворачивать его направо и налево. Таков ли он, каким я его себе надумал? Таков ли, как я его вижу? Таков ли, как мне говорят об этом окружающие меня люди? Я задавал себе — как в детстве задаешь взрослым бесконечные вопросы — тысячи новых и почувствовал, что многое в этом мире стало другим, предстало в других цветах, звуках и качествах...
Чем еще меня привлекает эта книга, так это возможностью, или, скажем иначе, — необязательностью читать ее последовательно, от корки до корки. Сама ее конструкция очень непоследовательна, поэтому выходит, что читать ее возможно тремя разными способами.
— Способ первый: начинаете с начала и идете до конца.
— Способ второй: пытаетесь читать книгу в календарных закономерностях, которые там прослеживаются.
— Способ третий: читать ее с любой, случайно открытой страницы.
Лично я рекомендовал бы прочесть ее три раза в том порядке, который я указал выше.
Выскажу свое субъективное мнение по поводу содержания этой книги. Оно затрагивает многие понятия и категории, относящиеся к природе добра и зла, нравственного и безнравственного, гуманности и жестокости... Поэтому я не рекомендовал бы читать эту книгу тем людям, которые слишком романтичны и душевно ранимы, которые слишком пропитаны понятиями нравственности и доброты человеческой... Мир гораздо сложнее представлений о нем, и разочарование от его реалий может оказаться очень болезненным...
Я вспоминаю и вспоминаю слова, услышанные в вольном пересказе автора: «Когда мы слышим о торжестве справедливости, то чаще всего мы не отдаем отчета в том, что речь идет не о справедливости, а о торжестве убийства неугодного члена общества или торжестве истребления неугодного народа»...
Алексей Черных

Девятый день допроса
Стоменов: — Раньше мужик деревенский где историю рода своего держал? Да в голове своей, и нигде больше. Ни фотокарточек не было, ни дневников не вели, и писем не получали, потому как ни читать, ни писать не умели, надобности такой не было. Теперя же много предметностей всяких хождение имеют — а что такое предмет, с человеком сродненный? Это средство великое, чтобы извести его можно было приемами особыми, магическими — заболел чтоб, или помер, или бессильным сделался... При нужде я могу пользовать то, о чем по молодости и помыслить не мог. Возьми, положим, ту же фотокарточку. Пошел я с фотокарточкой этой в ателье фотографическое, да и заказ сообразил — сделать портретик надгробный. Если ты, Борислав, думаешь, что чепуха все это, то спроси у себя — остался бы ты равнодушен, если б из фотокарточки твоей кто-то вот такой портретик закажет? Да еще и не случайно иль, положим, шутки ради, а с известным вражеским умыслом?
Историю одну скажу тебе. Одна женщина, уже в годах, любила человека одного, да только он к ней прохладно относился. Мучается она, жить без него не может — но жить-то надо, вот она и удумала его схоронить символически...
Если точным быть, то первую мысль ей бабка одна подсказала, а уж до всего остального она сама удумалась. Мысль такая была — относиться к человеку этому, будто помер он только что. Ну а баба мыслю эту развила дальше. Фотокарточки мужика этого у нее были, вот она и пошла в ателье енто — портрет надгробный заказывать. В траур оделась, скорбит не понарошку... Сделали ей два портрета — один для памятника, а другой, в рамке черной, с ленточкой наискосок — чтоб, значит, в комнате поставила да слезы горькие по муженьку покойному лила. В газетке объявление пропечатала, что умер, дескать, человек, и состоится панихида... Хошь — верь, а хошь — не верь, Борислав, да только помер мужик этот через девять дней после траура ее. Пришло к нему поначалу недомогание, затем хуже и хуже, совсем слег мужик, горячка началась — и врачи ничем помочь не смогли. Вот так символическая смерть буквальною сделалась, хоть и не желала этого баба, о которой я ведаю…
Другим средством сильным письмо особое будет, в котором, если погубить человека хочешь, писать ему надобно следующее: мол, уважаемый хороший человек, пишет вам доброжелатель ваш тайный. Спешу сообщить вам, что враг ваш пытается извести вас сильными средствами Смертной Магии. С вашей одежды нитка была взята от вас незаметно, и нить эта, на которой сорок узелков крепких завязано, левую ногу покойника одного, уже схороненного, оплетает. Это для того сделано, чтобы умерший этот связь с вами обрел нерушимую и в царство мертвых не смог отправиться, — и остается дух умершего между небом и землей до тех пор, пока связь эта не разрушится, а разрушиться она может очень скоро, потому как умерший этот изо всех сил будет стремиться вас за собой утянуть.
Только одно средство есть, чтобы от гибели неотвратимой избавиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35