Слезы унижения закипали в уголках ее глаз, во рту ощущался привкус крови, сочившейся из прикушенной ею губы. Нежеланный секс был тошнотворен, он становился нестерпимым. Джо всегда был физически непривлекателен для нее и не становился со временем более любимым и желанным. Более того, он и не пытался таким стать. Перегруженный собственными сексуальными переживаниями, а может быть, именно из-за этого, Джо был равнодушен к ее невосприимчивости в любви. Если бы он был внимательнее, чувствительнее и лучше понимал ее женские потребности, то положение можно было исправить. В нынешнем же состоянии их отношений дело шло к неизбежному разрыву, и Эмма это отчетливо понимала. Она не знала сама, сколь долго сможет еще выносить его непрекращающиеся покушения на ее тело. Повышенная потенция Джо казалась ей вечной, и это пугало ее.
Джо обвил ее руками и положил голову ей на грудь.
- Это было чудесно, дорогая, - тихо сказал он со странной робостью в голосе. - Ты слишком хороша для любого мужчины. Я просто не в силах насытиться тобой.
„Будто я сама этого не знаю!” - неприязненно подумала она, но воздержалась от комментариев. Джо отодвинулся от нее, повернулся на спину, и через минуту он уже крепко спал. „Ну вот, даже не пожелал мне доброй ночи”, - с горечью и раздражением подумала Эмма. Она осторожно выбралась из постели и проскользнула в ванную комнату, утопая босыми ногами в чудесном пушистом ковре. Эмма плотно закрыла и заперла за собой дверь, сбросила скомканную ночную рубашку, заколола волосы и забралась в ванну. Она встала под душ, пустила обжигающе горячую воду, которую с трудом можно было терпеть, щедро намылилась и принялась яростно скоблить мочалкой свою нежную белую кожу, пока та не стала ярко красной. Потом она легла в ванну, чтобы унять боль в ноющем теле и успокоить расходившиеся нервы.
Почувствовав наступившее желанное расслабление, она выбралась из ванны и насухо вытерлась полотенцем, Двигаясь по элегантно оборудованной ванной комнате, Эмма поймала свое отражение в зеркале. Она остановилась и принялась разглядывать свое лицо. Пережитые недавно гнев и огорчение не оставили никакого следа на его бледном овале, да и никогда испытываемые ею чувства не проявлялись у нее на лице. Недаром Блэки всегда утверждал, что у нее по-восточному непроницаемое лицо, и она сама начинала этому верить. „Когда надо, эта непроницаемость отлично мне служит”, - подумала Эмма. Она достала из ящика комода свежую ночную рубашку, натянула ее через голову, надела на ноги шлепанцы и поспешила вниз.
Эмма направилась прямо в маленький кабинетик рядом с гостиной, намереваясь поработать часок-другой. Ей совершенно не хотелось спать, и она ощущала нетерпеливое возбуждение. Она всегда погружалась в работу с головой, чтобы прогнать мысли о неприятном. Но лунный свет, проникавший через застекленные „французские” двери, заставил ее застыть на месте, чтобы полюбоваться чарующей красотой сада.
Эмма порывисто распахнула двери и вышла на устланную каменными плитами террасу, тянувшуюся с этой стороны вдоль всего дома. Была чудесная августовская ночь, тихая и благоуханная, теплый неподвижный воздух обволакивал тело. Эмма глубоко вздохнула и почувствовала себя необыкновенно умиротворенной, свободной от всех тревог и огорчений. Она взглянула вверх. Высокое темно-синее бездонное небо было чистым и безоблачным. Совершенно круглая полная луна незамутненно сияла, заливая серебристым светом кусты и деревья, вьющиеся лианы и цветочные клумбы, разбросанные по периметру сада в сумеречных тенях от старых, поросших мхом каменных стен ограды.
Эмма прошлась по террасе и остановилась наверху каменной лестницы, ведущей в сад, положив руку на одну из больших садовых ваз, стоявших по краям лестницы. Ее глаза блуждали по саду, такому типично английскому в своей мягкой пасторальной прелести, дышащему разлитым по нему спокойствием. Было трудно поверить, что на противоположном берегу Канала сейчас полыхает война и что тысячи молодых англичан готовятся броситься в эту ужасную кровавую бойню.
Эмма спустилась в сад и медленно прошла в его дальний конец, направляясь в свое излюбленное место. Сюда, где заросли рододендронов и кусты пионов рядом со старыми солнечными часами заливали все вокруг розовым, белым и светло-фиолетовым цветом. Здесь Джо собирался выращивать розы, но Эмма решительно не позволила ему посадить ни единого куста в своем саду. Она не стала ему объяснять, что не переносит одного вида этих цветов, а их запах доводит ее до исступления.
Росший здесь роскошный бук, громадный, со спускающимися до самой земли ветвями, образовал здесь зеленую беседку над старой садовой скамейкой, которую дети звали „Мамина скамейка”. Она приходила сюда всегда, когда ей надо было отдохнуть от бурной деловой деятельности, расслабиться и подумать. Дети хорошо знали, что им категорически запрещено было нарушать ее одиночество в этом заветном, ей одной принадлежавшем месте. Мысль о Джо опять пришла ей в голову, нарушив недавно обретенное спокойствие. Она окаменела, с испугом вспомнив его неистовство в занятиях любовью, а потом подумала: „Бедный Джо, ведь он на самом деле не способен с собой совладать”. Ее гнев вдруг испарился так неожиданно, что Эмма сама удивилась столь быстрой перемене в своем настроении.
Совсем недавно, распятая под Джо, кипящая от негодования, Эмма была готова бросить его и уйти. Но сейчас, вновь подумав об этом, она тут же отбросила эту мысль. Развод с Джо невозможен, и не только из-за детей, из-за существовавшей между ними и Джо любовной привязанности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178