Почти как бойскауты.
Съемки ведь нередко затягиваются.
— Мне не нравится, что всем этим руководит Бронзини.
— Почему же?
— В своем прошлом воплощении это был очень опасный человек, — задумчиво проговорил Чиун. — Он пытался завоевать весь мир, и принес много горя, в частности, моей родной деревне в Корее. Пока под его предводительством покорялись империи, для нас совсем не было работы.
— Послушайте, спрошу вас прямо, иначе я просто сойду с ума. Вы, случайно, не из журнала «Инквайрер»?
— Нет. Официально, я корреспондент «Звездного дождя», однако в действительности мое призвание — поэзия. Я даже собираюсь описать свое путешествие сюда в стиле Унг. Конечно, придется ограничиться краткой формой, ведь мой журнал, к сожалению, не печатает поэм длиной в две тысячи строф.
Думаю, я назову ее «Чиун среди Юмцев». Кстати, теперь, поскольку у меня появились в этой сфере кое-какие знакомства, можно было бы продать и права на экранизацию.
— Послушайте, нам действительно не стоит здесь находиться. В особенности, если мы будем говорить такие вещи. Давайте уматывать отсюда.
— Я посмотрел все, что требовалось. А теперь, мне нужно поговорить с Римо.
— Ну что ж, отлично. Давайте попробуем его найти.
Ни один из помощников режиссера не смог отыскать Римо, хотя они связывались друг с другом по рации на всей территории, отведенной под съемки.
Наконец, пришел ответ.
— Римо уехать Рьюк, — сообщил помреж, и тут же скрылся.
— Замечательно. — Шерил обернулась к Чиуну. — Вы говорите по-японски, так что переводите.
— Здесь поблизости имеется место под названием Льюк? — спросил Чиун.
— Льюк? Конечно. По-моему, это авиабаза. Римо и Санни, наверное, отправились туда, чтобы подготовиться к съемкам воздушного десанта, которые назначены на завтра. Если сможете подождать до утра, то мы могли бы поговорить с ними тогда.
— Наверное, мне стоит поговорить с Греком, — заметил Чиун.
— С каким это?
— С Бронзини.
— Но он же итальянец.
— Теперь — да, но раньше он был греком.
— В каком это фильме?
— Когда он был Александром.
— Мне пришла в голову потрясающая мысль, — неожиданно сказала Шерил. Почему бы нам не укрыться где-нибудь от солнца? Как знать, если посидеть в теньке, может, и голова прояснится?
Мастер Синанджу с любопытством взглянул на девушку.
— Зачем? — поинтересовался он. — Вам напекло голову?
* * *
Ли Рэбкин подумал, что это явно самая странная встреча из всех, на которых ему доводилось присутствовать, а он, как глава местного отделения Международного Союза Кинематографических Работников, частенько принимал участие в жарких профсоюзных диспутах.
Ли ожидал, что к требованиям профсоюза отнесутся, как обычно — в конце концов, съемки «Красного Рождества» вели японцы, а у них совсем другая манера ведения дел. Поэтому, когда в два часа ночи позвонил Джиро Исудзу, и сообщил, что, по настоянию Бронзини, кинокомпания решила изменить свою позицию по данному вопросу, и просит делегацию немедленно (у Исудзу получилось «немедренно») приехать на съемочную площадку, Ли Рэбкин принялся будить нужных людей чуть ли не до того, как японец повесил трубку.
Сонных пикетчиков уже ожидало несколько автобусов «Нишитцу», на которых, без дальнейших объяснений, их отвезли в базовый лагерь.
Где-то неподалеку, среди палаток, кашлянув, заработал электрогенератор.
Из одного из фургонов вышел Джиро Исудзу, и поклонился так низко, что Рэбкин счел этот жест признанием полной победы профсоюза.
— Ну что, будем играть по-нашему? — усмехнувшись, спросил он.
— Играть? Не понимаю. Мы привезти вас, чтобы вести переговоры о профсоюзной поддержке.
— Это я и имел в виду, — снисходительно объяснил Ли Рэбкин, подумав про себя, что япошка явно туго соображает. Теперь понятно, почему он решился сначала пойти в обход профсоюза.
— За мной, пожалуйста, — пригласил Исудзу, резко разворачиваясь. Траншея для переговоров уже готова.
— Траншея? — прошептал кто-то из пикетчиков на ухо Рэбкину.
Беспечно пожав плечами, тот ответил:
— Черт, да они даже сидят все время на полу. Наверное, переговоры у них принято проводить в траншее.
Вслед за Джиро пикетчики обошли палаточный лагерь и углубились в лабиринт песчаных дюн. В лунном свете пустыня выглядела жутковато — глубокие тени контрастировали со сверкавшими, словно иней, песчинками. Впереди показались силуэты трех людей с автоматами Калашникова на груди.
— А почему это они вооружены? — нервно поинтересовался кто-то из профсоюзных деятелей.
— Фильм о войне, — повысив голос, чтобы все смогли его расслышать, сказал Ли Рэбкин. — Наверное, они репетируют.
Внезапно шедший впереди Исудзу исчез, и Рэбкин поспешил, чтобы догнать его, но обнаружил, что японец просто спустился по доске в почти двухметровой глубины траншею. Судя по всему, она была вырыта совсем недавно — на дне валялось несколько лопат.
— Сюда, пожалуйста, — снова послышался голос Исудзу.
— Церемонии, словно на приеме у папы римского, — пробормотал Рэбкин себе под нос, спускаясь вниз. Один из охранников тут же поспешил к генератору.
— Наверное, они хотят наладить освещение, — обратился Ли к идущим за ним товарищам.
— Неплохо бы, а то тут темно, как в заднице.
Когда, наконец, все представители профсоюза собрались в траншее, Джиро Исудзу что-то скомандовал по-японски.
— Ну что, нам садиться на землю, или как? — спросил Рэбкин, пытаясь разглядеть в темноте лицо Джиро.
— Нет, ведь вы сейчас умрете, — спокойно отозвался японец.
В следующую секунду глаза Ли Рэбкина словно взорвались изнутри. На долю секунды он ощутил, как по ногам его пробежал ток, а потом он упал ничком, и, замкнув таким образом, цепь, позволил своему телу медленно обугливаться, словно забытая на плите яичница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93