– Ох, тяжело вам будет, Игорь Николаевич, с таким штатом работать… Люди уже в автобусах целуются – а им «ну и что!».
Может, целомудрие Цаххана особенно оскорблялось тем, что молодые люди целовались не в обычном рейсовом автобусе, а в бывшем похоронном?
– Вам звонили… – доложила Гезель. – Жена. Потом из обкома. Еще прокурор бассейна. Он уже второй раз звонит. Я сказала, что вы скоро будете.
Я пожалел, что звонок из обкома меня не застал. Там не любили, когда нужного человека не оказывалось на месте. И никогда не звонили зря. Прокурору бассейна я еще мог что-то объяснить, как, впрочем, и жене.
– Есть чай. – Гезель включила свет, было уже сумрачно. Я внимательно посмотрел на нее. Под моим взглядом Гезель не прошла – скорее проплыла к двери, обтекаемая, невесомая в ватной полноте кокона. Было ясно, что очень скоро я лишусь одного из самых надежных своих помощников. – Прокурор бассейна в принципе одобрил закрытие установки…
– Точно, – Бала кивнул.
Внизу послышался шум машины. Мы вышли на балкон. Приехал начальник милиции. По тому, как он поднял глаза на окна, я понял, что он зайдет в прокуратуру.
Так и было.
В коридоре послышались шаги.
– Это Эдуард Гусейнович, – предупредил Бала.
Он удивительно робел перед ним. Для меня же Эдик Агаев по-прежнему оставался одним из парней моего детства. Эдик куда-то собирался – на нем был новый с иголочки костюм из какой-то блестящей, не виданной мною доселе ткани.
– Сувалдин не проявил достаточной распорядительности. В сажевый комбинат полез, а у себя под носом не заметил… – В конфликте с Кудренатых Агаев безоговорочно поддержал местное начальство.
– Кто мог это сделать?
– Трудно сказать. Мог и кто-то из работавших раньше в заповеднике. Как администратор Сувалдин – пустое место… Ему качкалдаки дороже людей. Чуть что – «уволить»! Я приказал проверить всех, кто был обижен директором. Таких там несколько.
Вслед за Агаевым в кабинете появился Бураков. Он был как-то особенно пузат и спокоен.
– Я позвонил на тот берег… – начал он. – Они допросят команду парома – может, кто-нибудь что-то знает. Обойдут каюты, трюм – мог остаться запах карбида или сам химикат. – Он достал платок, тщательно продул нос. – Когда паром вернется, произведем повторный осмотр.
Бураков был, несомненно, профессионалом в своем деле, хотя я по-прежнему считал, что чиновничьи игры – не занятие для людей медвежьей породы. Они здоровеют от мешков с цементом, которые шутя снимают с машины и кладут на транспортер, а от невесомых, покрытых каракулями бумажных страниц у них повышается давление и барахлит сердце, которое они с тайной тоской по прошлому именуют мотором. Я слышал одышку, которую Бураков тщательно маскировал, и вспомнил, как однажды видел стопку книг, купленных Бураковым. Все были издания Академии наук в тяжелых дорогих переплетах – Светоний, Эразм Роттердамский, Платон… «Пойду на пенсию – буду читать…» – пояснил заместитель Агаева, убирая литературу в сейф.
– Несколько человек я послал на пристань, – продолжал Бураков. – Там постоянно люди с того берега. Могли быть в курсе – видели что-то либо слышали. Я думаю – это дело несовершеннолетних. У них это вроде лабораторных занятий… Опыты!
Я не стал его разочаровывать: «Лабораторный опыт отличается тем, что за ним нужно наблюдать! А что увидишь за бортом парома! Ночью!..»
Милиция всегда преуменьшает степень преступления, пока не удается найти виновных, когда же преступники попадают ей в руки – важность и общественный резонанс сразу же на порядок возрастают.
Гезель ушла. Один за другим поднялись Цаххан Алиев и Бураков. Агаев все сидел, время от времени поправляя острую стрелку на костюме. Ожидал ли он, что я проявлю интерес к его экипировке?
Наконец поднялся и он.
– Готовится большая общесетевая операция на море. Дату сообщат в последнюю минуту в запечатанном конверте…
– Вот как. – Предупрежденный Сувалдиным, я не проявил особого любопытства.
– …Будут задействованы водоохранные суда, вертолеты. Весь личный состав… Удар нанесем крепкий и неожиданный.
– В ближайшие дни?
– Я думаю, недели через полторы…
«Начальство успеет отыграть торжества…» – подумал я.
– А план операции?
– Мне как раз и надо сегодня согласовать его с генералом Эминовым…
Я взглянул за окно, было совсем темно.
– Эминов пригласил к себе. Вместе с Лорой. Лорка и его жена какие-то там родственницы…
Он объяснил свое появление в парадном костюме и заодно предостерег.
– …И еще. Меня пару-тройку дней не будет. Поеду по участку. Так что – связь с Бураковым… – Он простился, не подав руки.

Пятиэтажный, хрущевской застройки, дом стоял в самой глубине двора. Я поднялся по незнакомой, плохо освещенной лестнице. Дверь была не заперта. Меня ждали. В крохотную прихожую падал свет, проникавший сквозь короткое колено узкого коридорчика.
Анна вышла навстречу, загородив свет. Я не видел лица, висок ее оказался рядом с моими губами, я поцеловал его вместе с жесткой прядкой волос, а моя рука невольно ощутила сильную упругую грудь, закрытую тяжелой гладкой материей. Анна подняла голову, с минуту, а может, всего секунду мы стояли, прижавшись друг к другу, дрожа, – покорные, даже печальные перед стихией, которая нами теперь распоряжалась.
Нас закружило. Не разъединяясь, не говоря ни слова, не разнимая рук, мы вошли в комнату. Против двери стояла тахта; не отпуская друг друга, мы лихорадочно-быстро стали раздеваться. Я ощутил под ногами мягкий туркменский ковер. Свет погас.
– Милый-милый-милый… – вполголоса бессвязно повторяла Анна.
Потом мы лежали молча, мысленно прогнозируя возможные последствия происшедшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67