– Погоди... Сумасшедший.
Вечерняя роса впитала удалявшийся топот копыт.
* * *
Лошадей в ночное водили в буерак Бирючий. Он тянется на много верст по степи и кончается заливным придонским лугом. Луг равнинной далью уходит к хутору Подгорскому и теряется в приречном лесу.
От впадины Бирючьего влево и вправо вскидываются овраги, поросшие лесом, и лога с проточинами небольших ручейков. Звеня и пенясь, они бросаются с кручи, образуя небольшие озерца, поросшие кугой, камышом и чаканом. По опушкам буерака и на полянках растет сочная, густая пыреистая трава – лучший корм для лошадей.
Ребята собирались возле леса, облюбовывали места для ночлега и пастбища. Спутывали лошадей, а самых прокудных и жеребцов стреножили. Распределяли, кому за кем ходить заворачивать косяк, если он уйдет далеко.
Потом жгли костер, рассказывали сказки, обязательно страшные, заснувших привязывали друг к другу, к дереву или к колесу, мазали лица липкой колесной мазью. Боролись, пели песни, дурачились, дрались, но быстро мирились, все скоро забывалось. И всем всегда хотелось попасть в ночное.
Было уже темно, когда Филька и Валя подскакали к лесу. Филька стреножил своего коня, взял зипун, перекинул через плечо уздечку и вместе с Валей, не торопясь, пошел на огонь костра. Мустанг, которого никогда не путали, шел следом.
– Кто там? – метнулся от костра голос.
– Свой!.. Здорово дневали! Хлеб да соль.
– Едим, да свой, а ты у порога постой.
– Хорошо принимаете.
– Рады стараться.
– О, Валя, здравствуй. Ты как сюда попала?
– Вот еще явилась.
– Чем ты недоволен? – Валя в упор посмотрела на Захара Чашкина.
– По-матерному не заругаешься.
– Перетерпишь.
– А остальное можно?
– Можешь и на голове походить.
– Здорово!
Ребята уступили место возле костра. Кто-то пододвинул Вале картошку с поджаристой корочкой, испеченную на горячих углях.
– Кому лошадей заворачивать?
– Захару.
– Брешешь.
– Брешут собаки и ты с ними.
Захар молча оторвался от пригретого места у костра, накинул зипун и пропал в темноте: пошел заворачивать лошадей.
Огонь в костре весело плясал перед глазами. Потрескивали дрова. Рядом отфыркивались кони.
Ночное входило в привычное русло.
Тепло костра отогрело Валю. «Сердитки раздвинулись», она смотрела на огонь и чему-то улыбалась.
Невдалеке Стоговские курганы. Один, большой, казаки насыпали, когда шли в бой против татарского хана Мигулы. В память о сражении. Другой, маленький, насыпали после боя... И стоят два кургана над Доном, стерегут память о былых казачьих походах...
До Валиного слуха доносится приглушенный голос рассказчика:
– И вот, братцы мои, это было правда, ей-богу правда, не брешу. Сидят они, значится, две подруги в пустом курене. В трубе воет буря. Ночь глубокая. Хлопнет форточка у окна – им кажется, лезет кто-то. Вязали чулки, от страха подбадривали себя разговорами. У одной девушки клубок укатился за грубку. Полезла она за ним. Лап, лап рукой. Вдруг кто-то схватил ее за руку. Хотела крикнуть – язык задеревенел, не слушается... попятилась она, споткнулась о табуретку и полетела на пол. Другая хотела узнать, чего испугалась подруга, глянула за грубку, а оттуда с ножом вылазит разбойник... – рассказчик внезапно замолчал, уставившись взглядом куда-то через спины завороженных слушателей. Все невольно оглянулись. И оторопели.
Из ближнего буерака выползло чудовище с огненной пастью.
– Домовой!..
– Господи Исусе, сохрани от нечистой силы!.. – Кто-то страстно зашептал, в опасную минуту вспомнив о Боге.
– Оборотень.
– Дураки, – тихо, но внятно сказал Филька.
– Тише ты, безбожник!.. Через тебя и нам достанется.
– Я знаю, что это!
– Храбрый, пойди сунься!
Переговаривались полушепотом, боязливо косились на страшилище. Подростки жались к взрослым, а у тех тоже дрожали поджилки. Кто кинулся наутек, возвращались к костру – все равно, мол, от злого духа не убежишь, а у костра не так страшно. Где огонь, там вроде дом.
– Ну, – спросил Филька, – кому очередь идти заворачивать лошадей?
– Что ты? Страшно.
– Пусть они подохнут!
– Валя, пошли посмотрим лошадей. Я тебя не хочу оставлять с этими... казаками, – насмешливо сказал Филька.
– Слушай, Филька, не уходи! Никуда кони не денутся, – всполошились ребята.
– Не хнычьте! Где вожжи? – Филька приготовил петлю для аркана. – Ну, кто со мной? Пошли!..
Все подталкивали друг друга.
Крадучись, без шума, ребята вслед за Филькой пошли по опушке леса. Кто-то наступил на сухую ветку. Она громко переломилась. Все замерли:
– Тише! Не спугнуть бы.
Подошли совсем близко. Филька собрал вожжи кольцом на правую руку, размахнулся – и кинутые ремни звонко хлобыстнули:
– Тяни!
Чудовище захрипело, погасло. Темень сомкнулась, только слышно было, как барахтается на туго натянутых вожжах черная масса да сопят от натуги ребята.
– Человек! Укутывай в зипун!.. – подняли, понесли к костру.
Размотали зипун. Перед изумленными ребятами предстал чуть побитый Захар.
С трудом развязали захлестанные сыромятные ремни.
– Как ты это чудище устроил?
– Выбросил из тыквы нутро. Вырезал чертячие глаза и зубы. Зажег огарки свечей и вставил в тыкву. Я все ждал, когда вы тягу дадите. А в это время вы и налетели.
– Ловко мы тебя заналыгали, – рассмеялся Филька. – За это всем по горячей картошине.
Все были возбуждены, вспоминая происшествие, разговоров было – не оберешься, и каждый был самым храбрым, удалым.
Потом пели. По-разбойничьи присвистывали, притопывали, вскакивали, кидались в круг, выбивали «Трепака».
Наконец песни и разговоры начали угасать, как и пламя в затухающем костре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163