Неярко горела фронтовая коптилка, искусно сработанная Иваном из патронной гильзы от малокалиберного снаряда. Она освещала только стол, оставляя всю землянку в полумраке.
– Ваше благородие!.. – Запыхавшись, в землянку ворвался Иван.
– Что случилось? – недовольный, что его размышления были прерваны, спросил Миронов.
– К нам гости! – обрадованно крикнул Иван и посторонился, пропуская вперед молодого офицера.
– Я ведь, кажется, никого не вызывал, – успел только проговорить Филипп Козьмич, как в полосу света вошел... Никодим, его первенец.
– Папа!..
– Сынок...
– Филипп Козьмич... виноват, ваше благородие, какую?.. – Иван от удовольствия потирал руки. – Походную?.. Служивскую?.. Встречную?.. Стремянную...
– Вот баламут, – добродушно отозвался Миронов, скрывая волнение встречи с сыном. – Как будто ты не знаешь... Докладывай, сынок.
– После реального училища окончил ускоренные краткосрочные курсы и вот – прапорщик. Назначен командиром взвода разведки в ваш 30-й Донской казачий полк. Начну, как и вы, папаня...
От этого детского обращения «папаня» Филипп Козьмич чуть не расплакался... Крохотный комочек, бывало, прижмется, беспомощный, пахнущий молоком матери... Первенец. Когда же он успел вымахать во взрослого казака?.. На войну прибыл. Конечно же, мечтает о подвигах, наградах, славе... А слава, как говорят англичане, – дым. Вот здоровье – это камень... А долго ли до беды... Война...
– Ты хоть чуточку понимаешь, какие трудности предстоят?
– Готов на любые.
– Что тебя привлекает в разведке?
– Собственный отец – герой Тихого Дона. И я не посрамлю фамилию и казачий род Мироновых.
– Я так и знал, что ты излишней горячностью можешь загубить себя, доказывая, что ты достоин отца. Это меня больше всего и беспокоит. Мы же такие разные с тобою. Характер, знаю, у тебя мягкий. Даже волосы русые. А у меня, видишь, черные и жесткие, как конская грива. Да и наполовину уж седые... Мне сорок четыре, тебе – двадцать...
– Отдам все силы за веру, царя и отечество. Не пожалею и самой жизни, – горячо, волнуясь, отвечал молодой прапорщик.
– Ну а невесту-то оставил?
– Какая невеста, когда Отечество в опасности?! Филипп Козьмич Миронов печально смотрел на сына: как спасти его? А себя? О себе, впрочем, как-то не думалось. Вот сын... Кровинушка. Продолжатель рода. Его спасти. Дон. Родимый край... Как спасти?.. Ведь у него еще и невесты нет. И, не желая, чтобы сын увидел на его лице невеселое выражение, отец излишне, может быть, бодро спросил:
– Значит, либо грудь в крестах, либо голова в кустах?
– Так точно, ваше превосходительство войсковой старшина!
Итак, отец и сын с этого момента начали, как говорят казаки, ломать службу разведчиков – сложную, опасную и беспощадную. Им первым приходилось лицом к лицу встречаться с врагом. Им первым раны получать и награды. Славу и погибель...
Командир боевого участка полковник Золотницкий доносил начальству: «...21 и 22 ноября у города Средний Сандец наступление противника с юга остановлено до подхода частей нашей 8-й армии. В ночном бою 22 ноября сотней под командованием подъесаула Миронова было взято в плен три офицера и 93 нижних чина...»
Филипп Козьмич за ночную разведку и бои был награжден орденом Св. Анны второй степени с мечами и получил очередной чин – есаула.
Получил очередной чин и его сын Никодим Миронов – чин хорунжего, и награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами.
Жизнь разведчика скоротечна... Через несколько дней после награждения и присвоения очередных званий Мироновым в распоряжение командира казачьей кавалерийской бригады генерал-майора Кунакова был выслан взвод разведчиков. Филипп Козьмич, прижаливая сына, решил сам вести его. Но Никодим с такой обидой воспринял замену, что отцу поневоле пришлось уступить честь сыну.
На другой день генерал-майор Кунаков доносил:
«...Особенно отличился разъезд хорунжего Миронова, последний, пренебрегая опасностью, с целью точного выявления сил противника, наступающего от деревни Хабалино на левом фланге 7-го гусарского полка, выдвинулся вперед и погиб смертью храбрых на высоте 453».
Не сообщил только генерал, что разведка боем происходила глубокой ночью и что казаки, ходившие в разведку вместе с хорунжим Никодимом Мироновым, то ли сробели, а попросту говоря, струсили, что на них не похоже, как они впоследствии сами говорили, то ли противник их неожиданно выбил с высоты, но когда они впопыхах уходили, то в темноте не заметили, что среди них нет командира... Спохватились только в безопасном месте. Растревоженные, кинулись к Филиппу Козьмичу. Не веря в страшное предчувствие, отец рванулся к высоте. Никого не взял с собою. Один в кромешной тьме пополз на животе на проклятое место. Думал, что собою заменит целую сотню разведчиков и спасет сына. Если он жив... Конечно, жив. Разве можно предположить, что любимый сын, гордость и надежда отца, погибнет где-то на неизвестной высоте, вдали от родного дома...
Такой мысли просто еще не приходило в голову. Не замечая, как из ободранных ладоней и ногтей течет кровь, Филипп Козьмич всю оставшуюся ночь ощупывал каждую выемку, бугорок, каждый кустик этого крохотного клочка земли, где лежал сын, ожидая помощи отца. Где, может быть, разразилась всемирная катастрофа и кончилась жизнь на планете... А вокруг рвались снаряды, строчили пулеметы... Ракеты бледным светом озаряли все вокруг, после чего еще чернее становилось в глазах...
Перед рассветом отец нашел сына. Но уже холодного... Еще до конца не осознав своего горя, не потеряв здравого рассудка, Филипп Козьмич унес тело сына с вражеской территории: перешел через передний край и незаметно для себя оказался в расположении полка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163