Баронет, очевидно, не обращая на него ни малейшего внимания, собирался перескочить громаднейшим прыжком крошечную проточину, вероятно, оставленную дождями и пролегавшую как раз на его пути. Судя по его молчанию и совершенно безучастному выражению лица, Норбер Моони предположил было сначала, что сэр Буцефал желает показать ему этим некоторое чувство недовольства или обиды. Но какая могла быть у него на то причина? Из-за чего, собственно говоря, мог он дуться на него? Вот чего никак не мог решить наш молодой ученый.«А впрочем, — подумал он, — пусть себе дуется, если это ему так нравится! Странный он, право, человек, и странная теперь минута, чтобы дуться здесь друг на друга и делаться придирчивыми из-за пустяков!.. Что, собственно говоря, может он иметь против меня? Разве только то, что я смеялся над его странными прыжками и скачками?.. Ну, да Бог с ним, пусть делает как знает!»Вдруг он прервал себя посреди этих размышлений и разразился хохотом, которого, однако, вовсе не было слышно. Теперь только ему пришло на ум, что он произнес только эти слова, но не сказал их, потому что звука не последовало. Дело в том, что на Луне не существует ни звука голоса, ни какого бы то ни было другого звука; не существует и не может существовать, потом} что атмосфера слишком разреженная, не вибрирует.«Бедняга Буцефал! — подумал теперь опять Норбер Моони, — а я-то еще обвинял его в том, что он на меня дуется, точно капризный ребенок!.. Правда, он смотрится не совсем довольным!.. Он раза два или три снимал маску, может быть, и он говорил мне что-нибудь!.. Возможно, что и он обращался ко мне несколько раз с вопросами, которые, подобно моему, остались без ответа… И вот теперь он, вероятно, в свою очередь мысленно спрашивает себя, какая муха меня укусила, что бег всякой видимой причины не удостаиваю его ответа.., Но каким образом объяснить ему теперь все это?.. Пусть уж это останется до нашего возвращения в обсерваторию!»Очевидно, оставалось лишь наблюдать в молчании геологический характер той местности, в которой они очутились, что и делал Норбер Моони с величайшим интересом и вниманием. В данный момент он и его спутник находились приблизительно на 1 200 метров ниже уровня обсерватории, а вместе с тем они не достигли еще и половины пути, отделявшего их теперь от долины. Проведенная им по скату Тэбали большая дорога, конец которой еще виднелся вдали, вдруг обрывалась, упираясь в довольно пологий косогор, служивший как бы продолжением этой дороги и ведущий прямо в долину. Спуск этот казался довольно удобным и не представлял собой никаких особых затруднений, хотя никакой дороги на нем не было.Трудно себе представить что-нибудь более поразительное, чем контраст между скалой, представлявшей собой пик Тэбали, и той, из которой состоял этот пологий спуск в долину. И цвет, и внешний вид, и все мельчайшие подробности, все это было совершенно другое. Между тем как почва Тэбали была темно-бурого цвета, поросшая тонкой бледно-желтой травой и местами разнообразным кустарником, почва нижнего ската была бледно-зеленоватого цвета с лиловатыми и серыми прожилками с переливчатыми оттенками, без малейшего признака какой бы то ни было растительности.Это были две совершенно различные зоны, резко отличавшиеся одна от другой: одна из них, верхняя, составлявшая пик Тэбали, другая, нижняя, представлявшая собой одну из лунных гор. А еще ниже раскинулась взбаламученная равнина, усеянная целой серией малых и средней величины потухших вулканов, безмолвно обративших свои черные зияющие пасти к черному мрачному небу.Но вместо того, чтобы спуститься вниз по скату лунной горы, служившему, так сказать, продолжением большой дороги, Норбер Моони предпочел обойти горизонтально на протяжении трех-четырех километров вокруг бывшего подножья пика и сразу убедиться при этом, что действительно пик Тэбали весь целиком был подброшен в воздух и переброшен на Луну, на которую опять-таки упал на свое основание… Это, конечно, могло казаться довольно странным, но если предположить взрыв подземных сил, вызванный внезапным отделением Луны, то весьма естественно, что пик Тэбали отскочил от своей песчаной подошвы, от которой он был изолирован, как зуб от своей ячейки. Раз отделившись от земли, в силу своей однородности, скала Тэбали должна была остаться цельной и нераздельной. Наконец, если метательная сила была настолько велика, что подкинула эту гору в сферу притяжения Луны, — что отнюдь не удивительно, так как в тот момент Луна готова была коснуться Земли, — коническая форма пика делала неизбежным то, что он сел на свое основание, а не иначе… Да, это уже было не только возможно, но прямо-таки неизбежно! Законы тяготения не знают никаких исключений: коснись ли дело магнитной горы весом в несколько миллионов килограммов или меченных игральных костей, закон остается все тот же! А пик Тэбали был в своем роде именно меченной игральной костью: раз брошенный, он непременно должен был упасть на тяжелейшую свою сторону, то есть на свое основание…Теперь напрашивался вопрос, каким образом это падение могло быть так сильно смягчено, что обитатели пика Тэбали почти не пострадали от него. На это были две причины: первая заключалась в слабом действии силы тяжести на поверхности Луны, вследствие чего вся гора Тэбали могла опуститься на Луну, как птица опускается на ветку или как делали Норбер и баронет после каждого чудовищного скачка; вторая же причина заключается в этой самой горе, которая как раз встретилась здесь и, так сказать, приняла на себя пик Тэбали…Так рассуждал сам про себя Норбер Моони, но оставалось еще кое-что, что он непременно хотел выяснить для себя, а именно, была ли эта лунная гора, служащая теперь, так сказать, пьедесталом пику Тэбали, кратером или простой скалой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11