- Да, вот как...
И вдруг оживился, спрашивая:
- Ты знаешь сказку о "Гадком утенке"? Читал?
Лицо его исказилось, он начал говорить с гневом, изумляя меня неес-
тественными - до визга - повышениями сиповатого голоса.
- Эта сказка - соблазняет! В твои годы я тоже подумал - не лебедь ли
я? И - вот... Должен был итти в академию - пошел в университет. Отец -
священник - отказался от меня. Изучал - в Париже - историю несчастий че-
ловечества, историю прогресса. Писал, да. О, как все это...
Он подскочил на стуле, прислушался и затем сказал мне:
- Прогресс - это выдумано для самоутешения! Жизнь - неразумна, лишена
смысла. Без рабства - нет прогресса, без подчинения большинства
меньшинству - человечество остановится на путях своих. Желая облегчить
нашу жизнь, наш труд, мы только усложняем ее, увеличиваем труд. Фабрики
и машины для того, чтобы делать еще и еще машины, это - глупо. Все
больше становится рабочих, а необходим только крестьянин, производитель
хлеба. Хлеб - это все, что надо взять трудом у природы. Чем меньше нужно
человеку - тем более он счастлив, чем больше желаний - тем меньше свобо-
ды.
Быть может - не в этих словах, но именно эти оглушающие мысли впервые
слышал я, да еще в такой резкой, оголенной форме. Человек, взвизгнув от
возбуждения, боязливо останавливал взгляд на двери, открытой во внутрен-
ние комнаты, минуту слушал тишину и снова шептал почти с яростью.
- Пойми, - каждому нужно немного: кусок хлеба и женщину...
Заговорив о женщине таинственным шопотом, словами, которых я не знал,
стихами, которых не читал, - он вдруг стал похож на вора Башкина.
- Беатриче, Фиаметта, Лаура, Нинон, - шептал он имена незнакомые мне
и рассказывал о каких-то влюбленных королях, поэтах, читал французские
стихи, отсекая ритмы тонкой, голой до локтя рукою.
- Любовь и голод правят миром, - слышал я горячий шопот и вспомнил,
что эти слова напечатаны под заголовком революционной брошюры "Царь-го-
лод", - это придавало им в моих мыслях - особенно веское значение.
- Люди ищут забвения, утешения, а не - знания!
Эта мысль окончательно поразила меня.
Я ушел из кухни утром, - маленькие часы на стене показывали шесть с
минутами. Шагал в серой мгле по сугробам, слушая вой метели и вспоминая
яростные взвизгивания разбитого человека; чувствовал, что его слова ос-
тановились где-то в горле у меня, душат. Не хотелось итти в мастерскую
видеть людей, - и, таская на себе кучу снега, я шатался по улицам Та-
тарской слободы до поры, когда стало светло и среди волн снега начали
нырять фигуры жителей города.
Больше я никогда не встречал учителя и не хотел встретить его. Но
впоследствии я неоднократно слышал речи о бессмыслии жизни и бесполез-
ности труда, - их говорили безграмотные странники, бездомные бродяги,
"толстовцы" и высоко-культурные люди. Говорил об этом иеромонах, магистр
богословия, химик, работавший по взрывчатым веществам, биолог, - неови-
талист и многие еще. Но эти идеи уже не влияли на меня так ошеломляюще,
как тогда, когда я впервые познакомился с ними.
И только, вот, года два тому назад - спустя более тридцати лет после
первой беседы на эту тему - я неожиданно услышал те же мысли и почти в
тех же словах от старого знакомого моего, рабочего.
Однажды у меня с ним завязалась беседа "по душе" и этот человек, не-
весело усмехаясь, сказал мне с тою бесстрашной искренностью, которой об-
ладают, кажется, только русские люди.
- А. М., - милый, - ничего не надо, никуда все это: академии, науки,
аэропланы, - лишнее! Надобно только угол тихий и - бабу, чтоб я ее цело-
вал, когда хочу, а она мне честно - душой и телом - отвечала, - вот! Вы
- по интеллигентски рассуждаете, вы - уж не наш, а - отравленный чело-
век, для вас идея выше людишек, вы по-еврейски думаете: человек - для
субботы?
- Евреи не думают так...
Мы сидели на набережной Невы, на гранитной скамье, лунной ночью осе-
ни, оба истерзанные днем бесполезных волнений, упрямого, но безуспешного
желания сделать что-то доброе, полезное.
- Вы с нами, а - не наш, вот что я говорю, - продолжал он вдумчиво,
тихо. - Интеллигентам приятно беспокоиться, они издаля веков присовоку-
пились к бунтам. Как Христос был идеалистом и бунтовал для надземных це-
лей, так и вся интеллигенция бунтует для утопии. Бунтует - идеалист, а с
ним никчемность, негодяйство, сволочь, и все - со зла: видят они, что
места в жизни нет для них. Рабочий восстает для революции, - ему нужно
добиться правильного распределения орудий и продуктов труда. Захватив
власть окончательно, - думаете, согласится он на государство? Ни за что.
Все разойдутся, и каждый, за свой страх, устроит себе спокойный уго-
лок... Техника, говорите? Так она еще туже затягивает петлю на шее на-
шей, еще крепче вяжет нас. Нет, надо освободиться от лишнего труда. Че-
ловек покоя хочет. Фабрики да науки покоя не дадут. Одному - немного на-
до. Зачем я буду город громоздить, когда мне только маленький домик ну-
жен? Где кучей живут, там - и водопроводы, и канализация, и электричест-
во. А попробуйте без этого жить, - как легко будет! Нет, много лишнего у
нас, и все это - от интеллигенции. Потому я и говорю: интеллигенция -
вредная категория.
Я сказал, что никто не умеет так глубоко и решительно обессмысливать
жизнь, как это делаем мы, русские.
- Самый свободный народ по духу, - усмехнулся мой собеседник. -
Только, - вы не сердитесь, я правильно рассуждаю, так миллионы наши ду-
мают, да - сказать не умеют... Жизнь надо устроить проще, тогда она бу-
дет милосерднее к людям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83