Застрелены их родные, посмевшие требовать разъяснений, куда и зачем уводят ребят.
Доктор бегом поднялся в комнату постояльца.
– Валерий Геннадьевич, дорогой... за эти часы бесед мы как будто пришли к взаимопониманию, у нас одинаковые взгляды на некоторые святые вещи... Вы, скажу вам прямо, мне симпатичны! Я умоляю вас: немедленно употребите ваше влияние, приложите ваши недюжинные силы и остановите кровавую оргию!
Костарев прохаживался по комнате, с интересом поглядывал на Зверянского сквозь пенсне. Тот протягивал к нему крупные жилистые руки.
– Поеду-ка я к моему Пудовочкину, – помолчав, сказал Костарев.
– Поезжайте, дружочек, скорее! Сделайте святое дело!
* * *
Доктор не лёг спать, ждал возвращения постояльца. Тот приехал далеко за полночь. Тотчас Зверянский поспешил к нему, комнату озарила свеча.
– Валерий Геннадьевич, умоляю, не терзайте! Варфоломеевская ночь остановлена?
Человек с бородкой утвердительно кивнул:
– Можете не волноваться, – прилёг на канапэ. – Ну, и полюбовался же я, Александр Романович, на это творение природы! Угодил к ужину. Товарищ Пудовочкин прибрал сковороду отбивных, столько же жареной рыбы, горку пирожков с ливером, обильно сдабривал всё это настойками и винами из погребов сахарозаводчика. Напоследок съел дюжину пирожных, фунт конфет, выпил графин сладкой наливки.
– Чудесно, – вырвалось у Зверянского, – что вы сумели воздействовать на это прожорливое кровожадное чудище!
– Вот вы как о нём! А он меня, между прочим, о вас расспрашивал. Уважает врачей! Любит, чтобы его осматривали.
– Да я ему стрихнину дам!
– Ф-фу, что я слышу и от кого? – нервное породистое лицо Костарева исказила гримаса. – Вы же – отъявленный добряк, и вдруг эдакие заявления. А товарищ между тем прислал вам подарок. – Он встал, достал из кармана пальто бутылку: – Ром, настоянный на рябине. Большая редкость нынче! И это не всё... – вышел на лестницу, кликнул ординарца.
Через несколько минут на столе появились жареные цыплята, белый калач, изюм, шоколад.
– От него – ни в коем случае! – замахал руками Зверянский. – И вы забыли, что сейчас же пост!
– О, как вы умиляете, доктор! Ваша душа заматерела в добродетели. Из таких прелестно-бесхитростных рыцарей получаются отменные портильщики великих дел. Вас просто необходимо расстрелять! Если я не сделаю этого, вы можете погубить исключительную возможность сыграть против Хода Истории. С меня надо будет тогда содрать кожу с живого, вытягивать из меня жилы...
«Я усугубил его болезненное состояние, – подумал, злясь на себя, доктор. – До чего же он мучается! А ведь он только что постарался для людей». Зверянский попросил прощения.
– Я вас не обижу, Валерий Геннадьевич, предложив чаю?
Позвал горничную. Приземистая большерукая Анфиса лет под тридцать внесла самовар, мрачно взглянула на постояльца, вышла, быстро и сильно ступая. Доктор наполнил чашки чаем. Костарев молча налил рюмку рома, выпил.
– Не могу смотреть, как вы убиваете себя.
– Перестаньте раздражать! – желчно, грубо оборвал Костарев. – Что такое – ваша заботливость обо мне? Чушь! Её никак не должно быть. Если б вы вправду могли сочувствовать мне, то заботились бы о том, ради чего я в любой момент готов отдать и свою, и миллионы чужих жизней. Ничего дороже этого явления нет и не может быть, ибо это явление есть Россия!
18
«Понесла молодца лихая! – с тоской подумал доктор. – Но ведь искренен! Дай-ка подсажу болезного на его любимого конька...»
– Вот вы рассуждаете, Сан-Франциско надо было в своё время колонизовать...
– Продолжать с него колонизацию, – поправил Костарев, – двигаться на восток, по просторам, куда в те времена ещё не добрались янки. Граница между русской и англоговорящей Северной Америкой пролегла бы с севера на юг через нынешний город Денвер!
«Милый вы мой Александр Македонский!» – мысленно воскликнул доктор, у него щемило сердце.
– Дружочек, Аттила вы мой, – пробормотал он. – Откуда же сил было взять? Мы Кавказ полвека покоряли...
– А вот Кавказ, Крым следовало оставить на сегодня! И без Польши, Литвы, Финляндии надо было обойтись. Не лезла же Англия присоединять Данию. Энергию нужно забрасывать подальше и туда, где свободнее. Нам бы не грызться с Турцией, а ещё при Петре Первом – все силы в Северную Америку! Отменить крепостное право – мужики б и потекли. Да ещё сказку о заморском чудо-счастье распустить. С кого этого б не достало, тех насильственно выселять, как делало английское правительство, когда освобождало земли для нужд овцеводства. Гнать и подгонять. И обещать, обещать! Мелкопоместные дворяне поразорялись бы без рабочих рук и сами в Америку побежали б. И хорошо – ибо все главные нигилисты вышли из них. А так: мирная жизнь не для вас? На Восток! Вот вам просторы – дерзайте.
Кто не поедет, а по лесам станет шататься – вешать! Деревня в назначенный срок не стронулась с места – сжечь!
– Да вы прямо Нерон, – сказал Зверянский не с насмешкой, а с состраданием.
– Нет. Всего лишь английский король Генрих Восьмой.
– Да-аа-с! – доктор глядел на человека в пенсне, проливая чай и не замечая этого.
* * *
Костарев выпил рюмку, не притронулся к еде. Доктор промолчал в унынии. Сдерживая вздох, спросил:
– Вот вы толкуете – все силы туда. А отделись они потом от нас, как американцы от Англии?
– И пусть! Появилась бы большая страна – Русский Союз Губерний Америки. Все силы возбужденья, весь революционный элемент – там! А в самой России – покой, тишь. Земли всем вдоволь, и сидят на ней истинные труженики, а не охотники пограбить. Нищеты этой омертвелой, избёнок дрянных нет, а только усадьбы да дома под тёсом, под железом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86