Когда он вернулся, лицо его вновь приняло бесстрастное выражение. Слишком разнервничался, отметил про себя Сент-Джеймс.– Прошу вас. Вот сюда.Остальные полицейские расступились, пропуская Сент-Джеймса. Возле трупа полицейский фотограф разбирал свои принадлежности. На миг он приподнял голову, затем вновь наклонился, упаковывая камеру в большой кейс.«Чего они ждут от меня?» – с недоумением подумал Сент-Джеймс. Внешние приметы смерти столь же очевидны для них, как и для любого эксперта, а все остальное может установить только вскрытие. Он же не маг и не волшебник, за пределами своей лаборатории он мало на что способен. И как же ему не хотелось торчать здесь, в темноте, на холоде. Ночной ветер, проносясь над полем, приподнимал его волосы, а Сент-Джеймс стоял и смотрел на тело незнакомого ребенка. Глупо думать, будто от того, что он самолично осмотрит эту мрачную сцену, что-то прояснится, откроется какая-то тайна жизни и смерти этого мальчика. Гораздо больше его в этот момент занимала Дебора. Дебора уехала от него на месяц, она покинула дом его женой, а вернулась чужим человеком. Саймон терзался тревогой за нее, сердце отяжелело от одиночества.И все же он стоял там и смотрел на тело. Кожа красноватая, видимо, изменена формула крови. Это позволяет предположить смерть в результате несчастного случая– если бы не положение тела, которое полностью исключает подобную гипотезу. Канерон прав: концы с концами не сходятся и только вскрытие определит причину смерти. Сент-Джеймсу оставалось лишь констатировать очевидное, то, что мог бы заметить любой стажер, обратив внимание на широкую ссадину, поднимавшуюся по левой ноге мальчика.– Тело сдвинули с места уже после смерти. Канерон, стоявший рядом, утвердительно кивнул:– Меня больше интересует то, что произошло перед смертью, мистер Сент-Джеймс. Его пытали. 4 Линли открыл крышку старинных карманных часов и убедился, что вновь чересчур засиделся на работе. Без четверти восемь; сержант Хейверс давно ушла, отчет о расследовании уже готов и завтра же может быть представлен суперинтенданту Уэбберли. Если в последнюю минуту ничего не случится, придется все-таки идти домой.Линли не скрывал от себя, что изо всех сил пытается оттянуть момент возвращения. В последние два месяца дом перестал служить ему прибежищем, он не находил в нем ни уюта, ни утешения – воспоминания враждебно поджидали его там и набрасывались на него, едва Линли переступал через порог.Сколько лет он прожил беззаботно, даже не пытаясь оценить место, принадлежащее леди Хелен Клайд в его жизни. Она просто была рядом; то врывалась к нему в кабинет, с трудом волоча за собой сумку, битком набитую грошовыми детективами– почему-то ему непременно следовало их прочесть, – то являлась в дом в полвосьмого утра и делилась планами на ближайший день, а он, в свою очередь, делился с ней завтраком; то потешала его нелепыми рассказами о своей работе у Сент-Джеймса в лаборатории судебной медицины («Боже, Томми, дорогой, ты представь только: этот негодяй принялся разделывать печень как раз в тот момент, когда мы сели пить чай!»). Она ездила с ним в Корнуоллскую усадьбу, она мчалась бок о бок с ним верхом через поля, она вносила свет в его жизнь.Каждая комната в доме напоминала Линли о Хелен– каждая, кроме спальни, ибо Хелен была ему только другом, но не любовницей, когда же она поняла, что он хотел бы отвести ей иное место в своей жизни, хотел бы, чтобы она стала чем-то большим, чем спутницей и верным товарищем, она уехала от него.Если бы он только мог презирать, ненавидеть ее за то, что она сбежала, если б он мог завести роман с другой женщиной, забыться с ней! И ведь найдется немало женщин, готовых вступить с ним в недолговечные, но бурные отношения, но, оказывается, ему нужна только Хелен. Он страстно желал коснуться ее неясной, теплой кожи, запутаться пальцами в ее волосах, ощутить, как ее стройное тело в восторге самозабвения льнет к его разгоряченному телу, но он мечтал о большем – он мечтал не о миге обладания Хелен в постели, а о полном слиянии, о союзе и тел, и душ. В этом ему было отказано, и ему опротивел собственный дом. Линли с головой ушел в работу. Надо же чем-то заполнить день, лишь бы не возвращаться все время мыслью к Хелен.И все же в такие минуты, как эта, когда рабочий день заканчивался, а Линли не успевал подготовиться к возвращению домой и включить защитные механизмы, его мысли сами собой устремлялись к Хелен, повинуясь инстинкту, словно птицы, летящие под вечер к знакомому гнезду в поисках приюта на ночь, однако для него воспоминание о Хелен отнюдь не служило убежищем, нет, оно, словно острый нож, лишь глубже и глубже бередило сердечные раны.Взяв в руки последнюю присланную ею открытку, Линли вновь перечитал уже затверженные наизусть слова – жизнерадостные и ни к чему не обязывающие, вновь попытался убедить себя, что за равнодушно-вежливыми строчками таится скрытая любовь и готовность уступить– надо лишь поразмыслить над ними как следует, и этот смысл сделается явным. Но что толку лгать себе? Сообщение от Хелен оставалось все тем же: ей требуется время, ей требуется преодолеть разделявшее их расстояние. Предложение Линли нарушило хрупкое равновесие их отношений.Безнадежно вздохнув, Линли засунул открытку в карман куртки и смирился с неизбежным: Пора идти домой. Когда он поднялся из-за стола, взгляд его упал на фотографию Мэттью Уотли, оставленную Джоном Корнтелом. Линли всмотрелся в нее.Удивительно красивый мальчик, темноволосый, кожа цвета спелого миндаля, а глаза темные, почти черные. Корнтел говорил, что мальчику сравнялось тринадцать, его приняли в третий класс Бредгар Чэмберс, однако на вид он казался куда моложе, черты лица нежные, точно у девочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142