Но какое-то мрачное зарево разрасталось в его груди, высвечивая лица погибших товарищей. И Тейео лежал, вспоминая Йеову, где он семь лет воевал то в воздухе, то на земле. Перед глазами возникали картины долгого отступления, трупы людей, безумные атаки и моменты, когда смерть лишь чудом обходила его стороной.
Почему их обрекли на поражение и верную смерть? Почему, оставив там своих солдат, правительство не послало им подкрепление? Но нет, такие вопросы задавать не стоило, как не стоило теперь и искать на них ответ. Он мог сказать себе только следующее: «Мы делали то, что нам приказывали делать. Мы выполняли свой долг, и поэтому нечего жаловаться. « Новое понимание резало душу остро, как нож, и оно затмевало собою прежнее знание. Я сражался за каждый шаг, думал он без всякой гордости. Но мы потеряли Йеову. И пока я был там, моя жена умерла. Все оказалось напрасным — и здесь, и на Йеове. Тейео лежал в холодной и молчаливой темноте, вдыхая сладкие запахи холмов.
— О, лорд Камье, — произнес он вслух, — помоги мне. Мой ум предал меня. И я не знаю, что делать.
Во время долгого отпуска мать часто рассказывала ему об Эмду. Поначалу он слушал ее только из вежливости и любви. Ведь так легко было забыть застенчивую милую девушку, которую он знал семь лет назад всего лишь семнадцать дней. Но мать не позволила ему этого, и постепенно он узнал, какой преданной и доброй женщиной была его жена. Со слезами на глазах мать делилась с ним той радостью, которую она нашла в своей Эмду, в своей любимице и подруге. Даже отец, суровый и молчаливый отставной военный, однажды сказал:
— Она была светом этого дома.
Они благодарили его за нее. Они говорили ему, что его любовь не прошла напрасно. Но что ожидало их впереди? Старость без внуков? Пустой молчаливый дом? Они не жаловались и смиренно довольствовались своей суровой тяжелой жизнью. Но между их прошлым и будущим пролегла бездонная пропасть.
— Если хочешь, я женюсь еще раз, — сказал он матери. — Может быть у тебя уже есть на примете какая-то девушка…
Шел дождь. Серый свет дрожал на мокрых стеклах окна, и тяжелые капли стучали по кровельной крыше. Мать склонилась над своим шитьем, скрывая слезы, которые покатились по ее щекам.
— Нет, — ответила она. — Я не знаю ей замены.
Взглянув на него, она перевела разговор на другую тему.
— Как думаешь, куда тебя отправят служить?
— Не имею понятия.
— Ведь больше нет ни одной войны, — добавила она мягким и ровным голосом.
— Да, ни одной, — ответил Тейео.
— А будет когда-нибудь? Как ты считаешь?
Он встал, прошелся по комнате и снова сел напротив нее. Их спины были прямыми и неподвижными. Руки матери продолжали штопать старую одежду, а ладони Тейео лежали одна на другой — так, как его учили с двухлетнего возраста.
— Я не знаю, — произнес он в ответ. — Все выглядит очень странным. Словно не было войны на Йеове. Словно мы вообще не владели этой планетой. Они ничего не говорят о восстании рабов. Будто его и не случилось. Будто мы не сражались с ними в полувековой войне. Все по-новому. Все не так, как раньше. Они говорят по телесети, что наступила новая эра — эра мира и братства с другими мирами. Зачем же нам теперь тревожиться о Йеове? Разве мы не побратались с Гатаи, Бамбуром и Сорока государствами? Зачем нам тревожиться о своих рабах… Но я их не понимаю. Я не знаю, чего они хотят. Я даже не знаю, как мне жить дальше.
Его голос тоже был тихим и ровным.
— Ты не должен оставаться здесь, — сказала она. — Во всяком случае, не сейчас.
— Я думал, что дети… — произнес Тейео.
— Конечно. Когда придет время, — с улыбкой ответила она. — Ты никогда не мог сидеть спокойно больше получаса. Подожди… Подожди, и ты все поймешь.
Конечно, она была права, но то, что он видел по телесети и в городе, подтачивало его терпение и гордость. Казалось, что солдатское ремесло стало теперь позорным. В отчетах правительства, в новостях и сводках событий об армии говорилось с язвительным презрением. Касту веотов называли доисторическим ископаемым. Их считали дорогой и бесполезной роскошью, которая мешала Вое Део вступить в союз Экумены. Он почувствовал себя абсолютно никому ненужным, когда в ответ на прошение о новом назначении ему предложили отставку с пенсией в пол-оклада. Да, они сказали ему, что он может идти на пенсию — это в его-то тридцать два года!
Тейео хотел смириться, принять ситуацию и, поселившись в поместье, найти себе жену. Но мать посоветовала ему поговорить с отцом. Он так и сделал, и его отец сказал:
— Конечно, сын. Твоя помощь не помешает. Однако я и сам бы справился с хозяйством. Твоя мать считает, что ты должен отправиться в столицу, в штаб армии. Они не посмеют отвергнуть тебя, когда ты будешь смотреть им в глаза. После семи лет боев… С твоими заслугами и наградами…
Тейео знал, чего они теперь стоили. Но он действительно чувствовал себя дома ненужным. Отца сердили его идеи по обновлению поместья, и старикам не хотелось менять уклад, к которому они привыкли в течение жизни. Родители были правы: ему следовало поехать в столицу и узнать, на какую роль он мог претендовать в этом новом мире без войн и воинской чести.
Первые полгода принесли ему одни лишь огорчения. Он никого не знал в Главном штабе и столичном гарнизоне. Его фронтовые друзья погибли в боях, стали инвалидами или сидели по домам на половинном окладе. Молодые офицеры, которые слышали об Йеове только по телесети, казались ему холодными и скупыми на слова, а уж если и говорили, то только о деньгах и политике. Про себя он называл их мелкими бизнесменами. Тейео догадывался, что они боялись его заслуг и репутации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25