События развивались быстро. Информация о не написанной ещё книге «Приватизация в России» легла на стол министру внутренних дел Анатолию Куликову. Копия договора на книгу спокойно лежала в издательском доме «Сегодня». Её авторы — Чубайс, Бойко, Мостовой и Казаков (первый заместитель главы администрации) — должны были получить в качестве гонорара по 90 тысяч долларов. Пресса кричала: взятка, подкуп! Казакова я потребовал уволить сразу. Потом пришла очередь всех остальных.
Анатолий Борисович написал мне письмо, суть которого была в том, что книга вполне реальная (и она действительно через некоторое время появилась в книжных магазинах), договор составлен по закону. Но он все же считает себя виноватым: не подумал о реакции общества на высокий гонорар. Принял на себя моральную ответственность за случившееся. Письменная форма, выбранная им для общения, не была случайной. Наши встречи с Чубайсом стали происходить значительно реже.
«Книжный скандал» был тяжелейшим ударом. И для меня, и для правительства.
По сути дела, разом ушла вся чубайсовская команда — и из Администрации Президента, и из Белого дома. Чубайс лишился поста министра финансов. Но остался вице-премьером. Немцов был уволен с поста министра топлива и энергетики, тоже сохранив за собой пост вице-премьера.
… В этот момент произошло незаметное на общем фоне событие: Сергей Кириенко, недавно приехавший из Нижнего Новгорода, был назначен министром топлива и энергетики вместо Бориса Немцова.
А мне настала пора задуматься о политическом явлении, которое называлось «Анатолий Чубайс».
… Он фантастически, за считанные дни, недели, месяцы, умел наживать себе непримиримых врагов. Невозможно было это объяснить рационально — ни чертами характера, ни его участием в приватизации, которая была для всего постсоветского общества буквально как красная тряпка. Дальнейшая его карьера показала, что, каким бы мирным делом Чубайс ни занимался (электричеством, например), он везде сумеет ввязаться в драку. Но вот парадокс: именно за это Чубайса и уважали. Ненавидели, боялись — и все-таки уважали. Его «полоскали» со всех флангов — он был самой желанной мишенью и для коммунистов, и для либеральных журналистов, и для какой-то части интеллигенции, и для некоторых бизнесменов. Но в этом напоре, в этой его одержимости своими идеями была для меня и… притягательность. Я никогда не мог забыть, какая абсолютная и отчасти зловещая тишина воцарялась в зале заседаний во время выступлений Чубайса. По себе знаю: политик не может быть удобен для всех, не может быть благостно принят всеми. Если это политик настоящий, крупный — он всегда вызывает чью-то отчаянную ярость. Чубайс легко совмещал в себе и взрослый напор, и юношескую энергию. Я смотрел на него, и мне казалось, что он не просто одиозный «рыжий», набивший всем и вся оскомину либеральный экономист. Он — представитель того поколения, которое придёт после меня. Придёт обязательно.
Всю осень и зиму 1997/98 года Виктор Степанович при встречах говорил мне: «Что-то случилось с Чубайсом, Борис Николаевич. Это какой-то другой человек. Нетерпимый, ничего не желает слушать. Работать стало очень сложно. Это он у вас в Кремле стал таким. У меня в правительстве он таким не был».
Я ещё и ещё раз пытался проанализировать эти слова, понять, что происходит с правительством. Мысли были совсем невесёлые.
Связка Черномырдин-Чубайс, на которую я так рассчитывал, трещала по всем швам. Это проявилось во время «книжного скандала» особенно ярко. Премьер-министр отстранился от конфликта.
… Последней опорой Чубайса был, в сущности, я. Больше никаких резервов у Анатолия Борисовича не оставалось.
Изоляция молодых реформаторов от политической и деловой элиты, пожалуй что и от общества в целом, становилась все больше и больше.
«Книжное дело» было той самой арбузной коркой, на которой поскользнулась команда молодых реформаторов. Это было обидно и нелепо.
Чем больше было на меня давление общественного мнения, прессы, банкиров, тем яснее я понимал: Чубайса не отдам! Просто потому, что не имею права поддаваться грубому шантажу, наглому давлению. Обязан сопротивляться просто для сохранения в обществе стабильности.
Да, Чубайса (я уже принял это решение) необходимо будет убрать из правительства. Но когда это сделать и как, это будет МОЁ решение. А не чьё-то.
Но несмотря на это, положение было печальное, политический ресурс Чубайса в значительной степени оказался исчерпан. Я понимал, что восстановить свой авторитет он сможет очень не скоро. Тем не менее зализывать раны не было времени.
«Экономическая атака» должна была продолжаться без пауз и остановок.
КИРИЕНКО
Весной 98-го года я принял окончательное решение: во главе правительства должен стоять другой человек. С Виктором Степановичем надо расставаться.
Главная сила Черномырдина — его уникальная способность к компромиссам. Может помирить всех со всеми, ни одна конфликтная ситуация для него не страшна. Но вот в чем дело: главный компромисс, на котором Черномырдин и «просидел» все эти годы — компромисс между рыночными отношениями и советским директорским корпусом, — сейчас уже невозможен. Он себя исчерпал, этот компромисс. Нужно двигаться дальше.
Ну и ещё одно, уже из области чистой политики. Черномырдин не сможет удержать страну после моего ухода в 2000 году. Для этого нужен человек более сильный и молодой.
Вот это соображение — главное.
В последние месяцы 97-го особенно обострились отношения Чубайса с министром внутренних дел Анатолием Куликовым. Он был активным противником приватизации, да и всей либеральной экономики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130