Это переводится буквально «строжайшим образом возбраняется», и, хотя Роберт настаивает, что они просто забавляли его, я подозреваю, что они действовали на него, как красная тряпка на быка.
Первый плакат с такой надписью он увидел над окном трамвая, за стеклом, в красивой овальной бронзовой рамке. Там было написано:
«Das Hinauslehnen des Korpers aus dem Fenster ist wegen der damit verbundenen Lebensgefahr strengsten untersagt»
(«Высовывание тела из окна, ввиду связанной с этим опасности для жизни, строжайшим образом возбраняется»).
Он открыл отвертку в перочинном ноже, снял плакат с рамкой и стеклом, положил в карман и повесил потом у себя в комнате, чтобы изучать и любоваться.
Он покупал бумеранги и учился бросать их. Он скатывал камни в горах Германии, устраивая маленькие лавины. Он совершал полеты на планере Лилиенталя. Он поставил на улице огромную фотокамеру и снимал ею работу помпы, откачивавшей выгребные ямы — думая (не знаю, на самом деле, или только делал вид), что фотографирует работу берлинских пожарных.
Ричард Уотсон Гилдер, редактировавший тогда Century , также пришел в восторг от «strengsten untersagt» и написал стихотворение на тему о нем. Молодой Вуд выучил его наизусть и часто декламировал на званых обедах. Вот первые две строфы его :

Янки in Deutschland раз объявил:
Fraulein-красотку я полюбил.
Тотчас на ней и хотел бы жениться,
Но полицейский пальцем грозится.
«Нет? Почему же?». Но снова в ответ
Слышен суровый, строжайший запрет.
«Нужно сначала вас взвесить и смерить.
Где, почему родились вы проверить».
«Ну если так — остается кататься
Нам по Берлину и им любоваться».
«Есть и на это строжайший запрет»,
Янки услышал суровый ответ.
«Нужно сначала вас взвесить и смерить,
Место катанья и повод проверить».
Роберт сам сочинил другое стихотворение о своих собственных Kinder (детях). Вы обязаны были зарегистрировать и прикрепить номер к Kinderwagen (детской коляске), ибо это был «экипаж на четырех колесах».
Молодой отец детей в зарегистрированных колясках в то же время, конечно, начал заниматься в химическом отделении Берлинского университета. Однако, после некоторого промежутка времени, потраченного на скучную рутину и разработку некоторых «особенно глупых проблем», он начал, как это было и в университете Дж. Гопкинса, «дрейфовать» все больше и больше в сторону физических лабораторий и лекций и интересоваться тем, что там происходит. Это дело показалось ему более интересным, и после разговора с профессором Рубенсом, который прекрасно владел английским языком, Вуд сделал окончательный прыжок: физическая химия ему окончательно надоела, и он решил, что полем его деятельности будет физика.
Ему сказали, однако, что он не может начать специальных работ, пока не закончит все задачи малого практикума, что соответствует полному студенческому лабораторному курсу в Америке. Ему было сказано, впрочем, что поверят на слово об окончании всего, кроме полдюжины задач. Первая специальная работа, которую он должен был проделать, состояла в определении периода колебаний крутильного маятника, т.е. большого металлического диска, подвешенного в центре на проволоке, который медленно вращается то вправо, то влево. Прочитав инструкцию и подумав, Вуд решил, что можно найти метод получше указанного. Когда он его испробовал, метод оказался проще и значительно точнее, чем классический, который применялся в лаборатории. Блазиус, который руководил работой, был так поражен, что попросил Вуда написать статью на эту тему, а профессор Варбург, директор Физического института, одобрил опубликование ее в Annalen der Physik.
Таким образом, формальное вступление Вуда в область физики было отмечено проявлением его экспериментального таланта, который характеризует всю его дальнейшую работу. Он продолжал экспериментировать, и две его статьи — одна о методе демонстрации на лекции оптической «каустики» и другая — об остроумном способе определения продолжительности вспышки взрывающегося газа — были опубликованы в London, Edinburgh and Dublin Philosophical Magazine (сокращенно Phil. Mag. ), который был ведущим изданием по физике на английском языке.
Но самое значительное событие берлинских дней Вуда еще должно было произойти. Вот его собственный рассказ о нем:
«Одним памятным утром в начале зимы 1895 года к нам пришел в страшном возбуждении профессор Блазиус. „Пойдемте со мной — мы получили только что удивительную вещь“. Мы поспешили за ним в одну из маленьких комнат, на стене которой увидели полдюжины или больше странно выглядевших фотографий — человеческую руку в натуральную величину, с ясно видимыми костями, кошелек с монетами внутри, связку ключей в деревянном ящике и другие объекты. „Что же это такое?“ — спросили мы. „Они только что получены с утренней почтой Geheimrath'a (тайного советника). Их прислал профессор Рентген из Вюрцбурга. Они сделаны с помощью нового вида лучей, которые проникают сквозь самые непрозрачные вещества и бросают тень металлических и других плотных предметов на фотографическую пластинку. Он назвал их Х-лучами, так как буквой х обыкновенно обозначают неизвестное количество в алгебре, а он не знает, что представляют из себя эти лучи. Они исходят из стеклянной стенки вакуумной трубки в том месте, где на нее падают катодные лучи“.
Днем в мою комнату вошел Варбург, держа в руке тоненькую брошюрку в десять страниц — оттиск статьи Рентгена — и спросил меня, хочу ли я прочесть ее — если да, то он оставит ее на своем столе после обеда. Страницы оттиска еще не были разрезаны — я разрезал их, прочел статью и оставил на прежнем месте на его столе.
Вечером он вбежал в мою комнату, полный ярости:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105